Честно говоря, лень разбираться, кто такой автор, стебётся он или правда так думает... Может, и правда.
Он думает, что шутит, но иногда попадает в точку. Но сам не знает, что попал удачно, поэтому в следующей фразе начинает себя опровергать.
Вот в этом пункте он в некотором смысле прав:
Цитата:
На эту тему, конечно, можно написать целую диссертацию, но мое мнение таково, что определенная бардачность и разруха в головах происходят именно от бардачной сущности русского языка.
Если откинуть то обстоятельство, что сам автор русским языком владеет плохо (отсюда изысканность терминологии —
«бардачность» и
«разруха в головах»; последнее, кажется, украдено у Булгакова), остается истина, касающаяся языка вообще, его отдельных носителей (автор как пример его же утверждения) и всей массы носителей: язык определяет сознание и бытие, люди могут мыслить только о тех вещах, которые умеют назвать. Языки в этом смысле очень различны по своим возможностям, и в частности русский язык имеет изъяны, некоторые вещи на нем в принципе невыразимы.
Автор, как говорится, врал, врал — и правду соврал. Но не заметил своей удачи и начинает врать в другую сторону:
Цитата:
Мы просто впитали с молоком матери, что он великий и могучий, а на самом деле совершенно обычный язык, чем-то хуже, чем-то лучше других, но какого-то совершенно особого места среди прочих языков он не занимает.
Вот это чепуха. Именно, что различия велики.
В каких-то направлениях возможности русского языка намного больше.
Исторический пример, почти анекдотический, почерпнут из воспоминаний современников Пушкина. Он болтал с какой-то светской дамой, через минуту его спросили, умна ли она, он совершенно искренне ответил: «Не знаю, мы говорили по-французски». Если вдуматься, это утверждение ошеломительное, причем сделано чрезвычайно компетентным лицом: при разговоре по-русски глупость скрыть невозможно, а хорошо разработанные формы французского языка непрозрачны, скрывают самое главное. Возможно фиктивное общение, где смысл сказанного сведен к минимуму (через сто лет после Пушкина были попытки описать такой пустой стиль, его назвали
фатическим, но термин не прижился).
Есть обратные случаи, когда русский язык сильно уступает другим, потому что в нем нет имен для очень важных вещей. Это очень сложный момент: слова есть, а имен нет. То есть слова, выражающие эти понятия, в других языках являются
именами (имеют прямой смысл, буквальный), а в русском языке являются
тропами (имеют переносный смысл). Различие между именем и тропом вообще довольно резкое, описывается формально: имя двухэлементная конструкция (имя и объект именования), троп трехэлементная конструкция (имя, его прямой объект и непрямой объект). Попросту говоря, если я обозвал своего соседа собакой, то помимо этого неприятного человека и прилепленного к нему ругательного слова здесь где-то сбоку маячит подлинная собака, животное на четырех ногах и с хвостом. Так вот, это очень сложные предметы, которые здесь невозможно разбирать обстоятельно, можно только похвастать странным и удивительным результатом: при последовательном различении имен и тропов оказывается, что в русском языке некоторые слова, выражающие меры, ранги и звания, являются тропами. Метр и килограмм — имена, рубль и полковник — тропы. То есть эти слова употребляются в русском языке в некотором особом переносном смысле, это не совсем меры или единицы счета, там семантика другая, заклинаний, официозных лозунгов… Сложный предмет, не могу подробнее! Только окончательный вывод: если названия денежных единиц или воинские звания (и еще многие весьма ответственные вещи) имеют метафорический сдвиг в употреблении, это создает некоторые трудности в социальной и экономической жизни. Все как-то понарошку, не всерьез… вроде соседа, которого я собакой обозвал, а лаять он не хочет.
Это из неявных свойств языка, но фундаментальных и ужасных…
