Alex G U писал(а):
Вопрос всем?
Эту у всех мехматовцев такой слабый понятийный аппарат. И дальше аргументов: "Сам дурак..." интеллект не простирается?
Не надо никого оскорблять, нет причины.
По вопросу хочу всех интересующихся отослать к уже состоявшейся дискусии на эту тему
http://grad-petrov.ru/archive.phtml?subj=3&mess=13
...первыми выпускниками Ленинградского университета, которые усилиями митрополита Никодима были принятыми в Ленинградскую Духовную семинарию, были два как раз физика: архимандрит Августин (Никитин) и архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), вам всем известный, я думаю.
Что же касается проблемы взаимоотношений ученого (в том числе и естествоиспытателя) и религии, то я вот на что обратил бы внимание: в советское время естественнонаучное и техническое образование было в достаточной степени однобоким. Какого-то серьезного общего мировоззрения оно, конечно, не формировало, его заменял диалектический исторический материализм и научный коммунизм, поэтому на фоне наших дореволюционных инженеров и естествоиспытателей советские инженеры и естествоиспытатели были в общем плане образованы гораздо хуже. И вот это полузнание, оно как раз и является наиболее благоприятной почвой для атеизма. Что же касается подлинного знания, Вы совершенно правы, подавляющее большинство великих ученых были людьми, веровавшими в Бога, в том числе и Дарвин. Тем более, что дарвинизм – это одна из форм эволюционизма, а эволюционистами были как некоторые святые отцы, так и некоторые крупные религиозные философы, включая Владимира Соловьева и Тейяра де Шардена. И я хотел бы на вопрос о соотношении науки и религии ответить афоризмом Пастера, который был глубоко верующим христианином. Говоря о том, как помогает ему наука сохранять веру, Пастер заметил, что после 25 лет занятия наукой он начал верить в Бога как простой бретонский крестьянин, а еще через 25 лет занятия наукой, наверное, будет веровать в Бога как простая бретонская крестьянка. Он имел в виду именно жителей Бретани, наиболее религиозных представителей французского населения. И в этом есть своя глубокая правда: подлинное знание ведет к Богу гораздо в большей степени, чем вот то полузнание, каким была прикладная техническая естественная наука, которая культивировалась в советское время.
Слушательница: Вы знаете, совершенно правильно Вы говорите. Вот я, например, в себе чувствую это противоречие: обрядовости и внутренней отдаленности от веры.
Прот. Г.Митрофанов: Ну, прежде всего, не нужно бояться того, что Вы это почувствовали, это свидетельство того, что у Вас имеет место духовное развитие, и это хорошо, потому что многие люди могут прожить годы и даже десятилетия церковной жизни, исполнять внешние требования церковного устава и даже не задумываться о глубинах своей веры и своего неверия. Замечательный религиозный писатель Фудель вспоминает эпизод об одном старом, еще до революции ему знакомом, по-моему, железнодорожном кондукторе, который отличался большим благочестием, строго исполнял посты, несколько раз в год причащался (это для дореволюционного обывателя было очень высокой характеристикой, большинство христиан до революции причащались вообще 1 раз в год). Он с этим человеком общался многие годы, и вдруг как-то из разговора он выяснил, что оказывается, этот человек не верит ни в бессмертие души, ни в то, что Иисус Христос воскрес. Для него православная церковная жизнь была лишь составной частью той культурно-исторической традиции, в которой он вырос, сформировался и которой он очень дорожил. Вот очень серьезная проблема.
И еще один небольшой нюанс, который, может быть, Вам поможет. Я уже говорил о том, что большинство церковных людей не потому не испытывают сомнений в своей вере, что они превзошли свои сомнения, а потому, что они еще не доразвились до этих самых сомнений. Это звучит несколько парадоксально, но на самом деле это так. Тем более, что очень многие люди приносят в современную церковную жизнь привычки тоталитарного общества, которое формировало в нас бездумное отношение к себе, к миру и которое, в общем-то, на протяжении десятилетий у нас господствовало. Поэтому не надо бояться сомнений, не надо бояться эти сомнения озвучивать, не надо бояться эти сомнения разрешать, ибо неразрешенное сомнение в конечном итоге подрывает веру гораздо в большей степени, чем сомнение, о котором говоришь, размышляешь, которое пытаешься осознанно преодолеть. Вспомните хотя бы, что ведь и апостолы не бездумно шли за Христом. Они сомневались, поэтому ошибались, – и в тоже время веровали.
