И вот скажем, у нас есть
частиц, и мы можем произвольно задать траекторию каждой из них
Можем ли мы сказать, что при определенной траектории эта груда частиц ощущает боль как я и вы или нет?
Это самый страшный философский вопрос, жуткий и кошмарный.
На элементарном уровне, механистическом, все просто: теория отражения.
Отражение, способность отзываться на раздражения, поступающие извне.
Рефлекс -- уже отражение.
Козьма Прутков: щелкни кобылу в нос -- она махнет хвостом.
Луиджи Гальвани: пропусти ток через лапку мертвой лягушки -- лапка дернется.
Народная пословица: покажи дураку палец -- засмеется.
Тонкость в том, что первые два случая моделировать очень легко, можно даже без нейронных сетей, обыкновенная электрическая цепь так работает: нажал на кнопку -- лампочка загорелась.
Цепь делает то, что делала прутковская кобыла, отвечает на механическое воздействие. Теперь закатываем глаза к потолку и спрашиваем: а чувствует ли она то же, что кобыла? Или то же, что живой человек? А чувствует ли что-то мертвая лягушка, почему лапкой дергает?
Это не совсем пустые вопросы, не совсем очевидные.
Заниматься ими начали давно, в Древней Греции, когда про павловскую рефлексологию еще никто не слыхал. Так вот, у тогдашних философов (еще до Платона) были догадки, что чувствовать что-то таким образом, как это чувствую я и вы, это штука непростая, она не сводится к модели "сигнал-ответ". Человек воспринимает мир не в ощущениях (физических, физиологических), а в эйдосах и идеях. Ко временам Платона эти два слова обозначали почти одно и то же, а до него смысл был разный, это не очень удобно, много путаницы, уже в ту эпоху шутники смеялись, потешались, философы обменивались остротами. Один говорит другому, дескать, яблоко вижу, а идеи (или эйдоса) яблока не вижу, а тот ему отвечает: потому что у тебя есть глаза, чтобы видеть яблоко, но нет ума, чтобы видеть идеи. Очень смешно, очень весело... (Кстати, надо посмотреть у Диогена Лаэрция, кому он приписывает этот диалог, так не помню.)
Но самые догадливые уже тогда знали, что глаза
не видят ничего. Глаза оптическое устройство, а видит мозг, мы видим мир различимых вещей, и вот различает их мозг, а не глаза. Как различает? А по их облику, наружности, внешности. Это по-гречески и будет эйдос. Что-то вроде образа. И идея
почти то же самое. Рефлекс срабатывает на самом нижнем уровне: обжегся -- отдернул руку, ударил свет в глаза -- зажмурился (а зрачки сократились еще раньше). Но чтобы чувствовать, как это чувствует человек, нужен еще какой-то другой орган, который физические ощущения собирает, сопоставляет одно другому, комбинирует. Так называемая высшая нервная деятельность. Уже не просто ощущения, а осознание, переживание, установление связей между ощущениями. Вот эти связи -- это эйдосы греческой философии, различимые вещи окружающего мира. Зрение тебе дано от природы, понятие о трехмерном мире и движении тоже заложено на уровне инстинкта, младенец увидел погремушку -- протянул руку, потрогал. Дальше лепится образ первой различимой вещи: цвет красный с белым, форма круглая, на ощупь гладкая, холодная, тронешь -- гремит. А каша бывает горячая... Имена к этим образам приделываются потом, это следующий этап, распознание начинается гораздо раньше.
Это очень высокой специализации механизм, вершина эволюции, хотя доступен он не только человеческому сознанию, многое доступно животным, они вещи различают, даже назначение их знают -- если достали мячик, значит, сейчас пойдем гулять, уже скулит, хвостом виляет. Иногда и названия вещей знает, скажешь "принеси мячик" -- несет мячик, а если просят жирафика -- несет другую игрушку, жирафика.
И только когда все это нажито, когда мир вокруг оформлен, распался на какие-то различимости, появляются чувства в человеческом смысле: с одной стороны, физическое ощущение, а с другой, что-то вроде эмоции, это уже связано с желаниями, потребностями, намерениями, волей. Между прочим, и у собаки есть. Бывает очень разочарована, если мячик достали, а гулять не пошли.
Окончательный вывод примерно такой: мертвая лягушка Луиджи Гальвани, которая дергает лапкой, это в точности то же, что электрическая цепь с лампочкой и выключателем -- нажал, сработало, а уже прутковская кобыла не то же самое, она ближе к дураку из поговорки, который смеется, когда ему палец показывают. Тут много связей задействовано, сложные сущности, кобыла мир воспринимает образами, у нее богатый внутренний мир, характер, может и лягнуть, если каждый всякий будет ее в нос щелкать... Правы были греки насчет эйдосов, а они еще знали, что эйдосы к
рефлексам признакам не сводятся, они неразложимы, воспринимаются как целое. Составлены, может быть, из частей, но к сумме частей не сводятся, см. выше о морфологии; греки знали это всегда, хотя в явном виде морфологический принцип появляется после Платона, уже у Аристотеля.
Я вот всё хочу выйти из неё, а тут обращения.
