|
О ЗНАЧЕНИИ ПРЕДЛОГОВ В ФИЗИЧЕСКИХ ПОСТУЛАТАХ
И О КРИТЕРИИ ОБЪЕКТИВНОСТИ ВСЯКОЙ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ
(глава из книги Николая Попова «СУЩНОСТЬ ВРЕМЕНИ». Рига, 2008)
Физика представляет собой развивающуюся систему мышления, основы которой можно получить... лишь свободным вымыслом.
А. Эйнштейн
Как отмечает Эйнштейн в своих воспоминаниях, уже в молодые годы он был одержим стремлением открыть какой-либо общий принцип природы. Но, как известно, открытие таких законов дело непростое, и в какой-то момент он «стал отчаиваться в возможности докопаться до истинных законов путем конструктивных обобщений известных фактов» (А. Эйнштейн. Физика и реальность. М., 1965, с. 150).
И тем не менее, как пишет Эйнштейн, «такой принцип я получил после десяти лет размышлений из парадокса, на который я наткнулся уже в 16 лет. Парадокс заключается в следующем. Если бы я стал двигаться вслед за лучом света со скоростью С..., то я должен был бы воспринимать такой луч света как покоящееся, переменное в пространстве электромагнитное поле. Но ничего подобного не существует; это видно как на основании опыта, так и из уравнений Максвелла» (там же, с. 150-151).
Оставим за собой право оспорить утверждение автора СТО, что «это видно на основании опыта» (ибо опыта движения человека со скоростью света еще нет, а вот опыт, например, воднолыжника, способного длительное время находиться на гребне волны от катера-буксировщика, ощущая упругость этой неподвижной относительно него волны – которую, как и электромагнитную волну, остановить, не уничтожив, нельзя, - говорит о том, что волна как некий объективный, материальный процесс остается самой собой и став неподвижной относительно того, кто или что движется с такой же как у нее скоростью), и попробуем ответить на вопрос, почему потребовалось более десяти лет на то, чтобы сформулировать общий принцип, не позволяющий никому догнать луч света. И опираться при этом попробуем исключительно на опыт.
А весь наш опыт свидетельствует о том, что, если, например, два автомобиля двигаются навстречу друг другу с предельной для этих автомобилей скоростью V относительно стоящего между ними наблюдателя (или, иначе, относительно дороги), то их скорость относительно друг друга будет равна 2V, т.е. в два раза превысит предел их возможной скорости относительно дороги или наблюдателя. И факт этот бесспорный, неопровержимый. А если вместо автомобилей навстречу друг другу будут мчаться разогнанные с помощью ускорителей до скорости 0,9 С (где С = 300000км/сек) относительно дороги некие материальные частицы, то относительно друг друга они будут двигаться (по часам «земного» наблюдателя) со скоростью 1,8 С, т.е. со скоростью, значительно превышающей предельную в СТО скорость. При этом, если вдоль дороги будет двигаться и луч света со скоростью С, то его скорость (по тем же земным часам) относительно одних частиц будет 1,9 С, а относительно других – 0,1 С. И от этого факта тоже никуда не деться, если не забывать, во-первых, что скорость движения есть понятие относительное, т.е. что необходимо обязательно указывать, относительно какого другого объекта определяется скорость «движущегося» объекта, а во-вторых, что скорость взаимодвижения – это всего лишь изменение расстояния между объектами за единицу времени.
Для того, чтобы как-то обойти эти очевидные факты, мешающие провозглашению принципа недогоняемости света, и потребовалось Эйнштейну более десяти лет. Но годы эти были потрачены не на опыты со светом, а на поиск непротиворечивой формулировки такого принципа.
Почему-то ни критики СТО, ни ее сторонники не обращали особого внимания на специфическую, оригинальную форму выражения постулата о движении, в котором не присутствует привычный и обязательный при разговоре о движении предлог «относительно», наполняющий этот разговор ясностью того, о каком, собственно, движении, точнее – взаимодвижении (поскольку один и тот же движущийся объект двигается сразу относительно многих других объектов), идет речь. Вместо классического для таких случаев предлога «относительно» (системы координат) в постулате СТО о движении применяется предлог «в» (системе координат), усиленный прилагательным «покоящейся». И, как оказывается, такая замена предлогов произошла вовсе не случайно!
Попробуйте, уважаемый читатель, сами выразить с помощью предлога «относительно» некий общий принцип постоянства скорости света, движущегося сразу относительно многих тел (систем отсчета его движения), и Вы на собственном опыте убедитесь, насколько бесперспективно это занятие. Ну никак не хочет один и тот же луч света двигаться с одной и той же скоростью относительно сразу всех возможных систем отсчета! Безуспешность попыток «приковать» относительное движение света к одной и той же скорости движения и оттягивала появление «закона природы» как результата свободного вымысла. Однако, в конце-концов, Эйнштейн нашел лазейку к внутренне непротиворечивой форме выражения своего собственного закона природы. А лазейкой этой является именно применение предлога «в» там, где требуется, с учетом относительности всякого движения, предлог «относительно». Благодаря такой творческой находке и появился постулат о «постоянстве» скорости света, провозглашающий, что «каждый луч света движется в покоящейся системе координат с определенной скоростью С, независимо от того, испускается ли этот луч покоящимся или движущимся телом» (А. Эйнштейн. Собрание научных трудов, т. I, М., 1965, с. 10). Но какую же, всё-таки, услугу Эйнштейну оказал при этом предлог «в»?
Для определения роли указанного предлога в появлении и во всех «странностях» СТО, приведем, всё-таки, второй ее постулат к виду, которого требует относительность всякого движения, в том числе и движения света, т.е. попробуем заменить предлог «в» в этом постулате (полностью сохраняя при этом все его «функции» в СТО, вплоть до создания особого стиля мышления) предлогом «относительно» и получить тем самым «развернутое» выражение содержания второго постулата.
Но, как сразу обнаруживается, для перевода содержания этого постулата на язык относительного движения простой заменой предлогов никак не обойтись. А происходит это потому, что предлог «в» во втором постулате СТО выражает особые взаимоотношения системы отсчета, относительно которой выражается скорость света как равная С, с наблюдателями, выражающими эту скорость, указывая, с одной стороны, на обязательную принадлежность этих наблюдателей к данной системе отсчета, а с другой стороны, на то, что эта относительная скорость равна С только для собственных наблюдателей данной системы отсчета. Таковы условия непротиворечивости постулата, провозглашающего одинаковую скорость движения одного и того же луча света относительно всех систем отсчета. Условия, означающие переход от классического, безотносительного характера содержания субъективной формы выражения величины скорости (который не требует предлога «для» при выражении этой величины), к относительно-избирательному характеру численной формы выражения величины скорости, требующему обязательное применение предлога «для» (или словосочетания «с точки зрения»). Провозглашение постоянства скорости относительно «всех и вся» несовместимо с признанием абсолютного – не требующего указания «адресата», для которого эта скорость «такова» - характера этой скорости, который неизбежно приводит при этом к выводу, что скорость одного и того же луча света для любого наблюдателя должна быть одинаковой сразу относительно всех систем отсчета, движущихся и неподвижных, что является очевидным абсурдом.
Избежать такого неприемлемого вывода можно было только придав субъективной, численной форме выражения относительной скорости света избирательный характер ее истинности, только предположив, что скорость света относительно любой системы отсчета равна С лишь для определенного круга наблюдателей. Эту функцию, причем очень деликатно (т.е. не вызывая серьезного противодействия со стороны научной общественности), и выполняет релятивистский предлог «в», ненавязчиво, но неукоснительно направляя ход рассуждений в нужное русло, в русло нового – релятивистского - мышления. Именно этот невзрачный, неприметный атрибут теории относительности скрытно требует оценивать скорость света относительно всякой системы координат обязательно с учетом принадлежности «оценивающего» к той или иной системе и исходя при этом из того, что с точки зрения внутреннего наблюдателя всякой системы координат скорость света должна равняться С относительно именно его системы координат. При этом из избирательной истинности численного выражения скорости света неизбежно вытекает избирательность и истинной длины и длительности, избирательность, которая в СТО выступает под маской «сокращения длины» и «замедления времени» в (!) движущихся системах отсчета. Именно поэтому в СТО бессмысленно указывать величину и скорости, и длины, и длительности чего-либо без указания того, для каких наблюдателей она «истинна». Причем это требование для СТО - принципиальное, выработавшее особый стиль релятивистского мышления, когда принадлежность той или иной избирательной истины (результата вычислений) если и не указывается прямо, то обязательно подразумевается (для этого и понадобились в СТО отличительные метки единиц измерения различных систем отсчета – косвенно указывающие на принадлежность вычисляемых «истин» - при формальном признании полной физической эквивалентности этих единиц).
Только переход к избирательной объективности всякого результата релятивистского вычисления позволяет релятивистам сделать противоречащие друг другу высказывания наблюдателей различных систем отсчета (например, их утверждения о различной величине одного и того же стержня) непротиворечащими, несталкивающимися друг с другом и тем самым позволяет СТО выглядеть внутренне непротиворечивой теорией. Обнаруженный же скрытый механизм такого перехода, имеющий форму жизненно важного для СТО предлога, позволяет, в свою очередь, сказать, что вся релятивистская физика держится на этом незаменимом для нее предлоге.
Осуществив же указанный перевод содержания релятивистского постулата, мы обнаружим, что эйнштейновская форма выражения смысла второго постулата СТО служила не только для выражения его смысла, но и для прикрытия оного, для прикрытия (до поры, до времени) некоторых «ненужных подробностей» его сути, выступая полу-прозрачной оболочкой содержащейся в нем мысли. А выглядит это его переведенное содержание, целиком и сразу обнажающее его смысл, следующим образом: каждый луч света, независимо от того, испускается ли этот луч покоящимся или движущимся телом, движется относительно инерциальной системы координат с определенной скоростью С, имеющей такое значение только для собственных наблюдателей данной системы координат. Таково откровенное, без всяких фиговых листков содержание второго постулата СТО, содержание, выраженное в форме, соответствующей относительному характеру всякого движения, и потому сразу, открыто, «прямолинейно» показывающее весь далеко не простой смысл этого постулата (а не только «выпячиваемую» часть его смысла).
А открывшаяся при этом «потаенная» часть этого смысла такова, что у эйнштейновского постулата о постоянстве скорости света в такой – прозрачной и потому шокирующей здравый ум - форме своего выражения каких-то шансов на научное признание (в условиях еще не «расшатанных» релятивизмом, хотя и интуитивно выраженных, критериев научности теории) практически не было. Однако удачно найденный предлог, позволивший на какое-то время прикрыть слишком вызывающие для тогдашнего стиля научного мышления подробности провозглашаемого постоянства скорости, повернул возможный ход событий в иное русло. К тому же предложенное Эйнштейном простое и изящное обозначение второго постулата в виде «С = const» (которое многие поклонники СТО воспринимают как сам постулат), еще сильнее выпятившее «нужную» часть (ради которой и появился-то этот постулат) содержащейся в нем мысли, настолько затруднило путь к истинному (а не трактуемому тем или иным «толкователем») смыслу его содержания, ни по каким меркам не удовлетворяющего принципу простоты и изящества и бросающего вызов установившемуся к тому времени в науке признанию абсолютного характера объективности и истинности, что то легкое первоначальное недоумение, с которым было встречено появление СТО, в скором времени (с одной стороны, благодаря энергичной популяризаторской деятельности Эйнштейна и трактовке в пользу выводов СТО различных оптических явлений и результатов экспериментов, а с другой стороны, ввиду нерешенности проблемы времени и тем самым отсутствия ясного представления о том, на что оно действительно способно, как и ввиду неосознанности наличия природной, безотносительной формы выражения величины всякой длины и длительности) переросло в преклонение перед теорией, «гениальной в простоте своих исходных принципов», но недоступной для «отягощенного грузом здравомыслия» ума обыкновенного человека.
А в результате нераспознанный своевременно вирус релятивизма вошел (через ученых, предрасположенных своим позитивистским складом ума к «релятивизации» мышления) в плоть и кровь науки, постепенно расширяя захваченный (по схеме «троянского коня», в роли которого выступила красивая оболочка «С = const») у физиков плацдарм. Борьба с ним приняла затяжной характер. При этом личная драма талантливого ученого, страстно возжелавшего открыть новый закон природы, превратилась в драму науки, в погоне за иллюзиями потерявшей голову и готовой пожертвовать проверенными веками (но, увы, подкрепленными, в споре, лишь интуицией) общими принципами и критериями научности.
Эйнштейн добился заветной цели - провозгласил постулат о постоянстве скорости света, получивший к тому же широкое признание. Но какое отношение этот постулат имеет к законам природы? Да никакого! Ведь свет как двигался с различной скоростью относительно различных тел или систем отсчета, так и двигается, несмотря ни на какие декларации о его уникальном, универсальном постоянстве. А увидя как на ладони ничем не прикрытую суть второго постулата, обнаруживается интересная и даже в какой-то мере забавная вещь.
Оказывается, этот постулат никогда и не запрещал – истинной своей сутью – относительное движение света со скоростью, большей или меньшей С! Ведь смысловым эквивалентом, синонимом «многофункционального» предлога «в», присутствующего во втором постулате (а затем, явно или неявно, и во всех выводах СТО) является словосочетание «только для...», открыто выражающее то, на что лишь туманно и боязливо намекает эйнштейновский предлог, занимающий ключевое место во всей СТО. Т.е. РЕЧЬ-ТО В ПОСТУЛАТЕ ИДЕТ О ПОСТОЯНСТВЕ СКОРОСТИ СВЕТА НЕ ПРОСТО ОТНОСИТЕЛЬНО ЧЕГО-ЛИБО, А О ЕЕ ПОСТОЯНСТВЕ ТОЛЬКО ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕННЫХ (по принадлежности к системам отсчета) НАБЛЮДАТЕЛЕЙ. А это далеко не одно и то же! В этом как раз и проявляется отличие законов природы, действующих независимо ни от каких наблюдателей и потому дающих (для отражения) одинаковые для всех наблюдателей результаты своего проявления (только отражая и обобщая которые человек и «открывает» тот или иной закон природы) от принципов, указывающих природе, как логически непротиворечиво может быть исполнен ею тот или иной «свободный вымысел», претендующий называться законом природы, и потому существующих как руководство к действию только для честолюбимых творцов этих принципов и их поклонников.
Второй постулат СТО не берет на себя смелость противоречить очевидному и, пусть и неявно, не афишируя, но признает возможность движения света с различной скоростью относительно различных систем отсчета, ибо только не имея понятия, что такое вообще скорость относительного движения, можно спорить с тем, что скорость луча света, движущегося относительно дороги со скоростью С, будет относительно движущихся по дороге со скоростью V встречных автомобилей равна, соответственно, С+V и С–V. Однако при этом он всё-таки провозглашает некое постоянство скорости света! А весь фокус в том, каким образом данный постулат распределяет эту признаваемую им возможность (возможность света двигаться с различной скоростью) среди различных, по принадлежности к системам отсчета, наблюдателей! Так, в приведенном примере с автомобилями он будет утверждать, что скорость света в (обратите внимание на предлог!) системе отсчета каждого автомобиля равна С. Что, в переводе на общепринятый язык физики (когда речь идет о движении) означает, что скорость света относительно автомобиля ДЛЯ наблюдателей, принадлежащих системе отсчета, связанной с этим автомобилем (и только для этих наблюдателей!), равна С. При этом, фиксируя всё внимание на скорости света только для этой категории наблюдателей, и создается фокус - эффект постоянства скорости света! Т.е. релятивистский постулат всего лишь распределяет неявно признаваемую им возможность взаимодвижения с различной скоростью (большей, равной или меньшей С) таким образом, чтобы для собственных наблюдателей всякой системы отсчета, относительно которой определяется скорость света, она обязательно равнялась С, порождая этим иллюзию некого постоянства скорости света. Вот и всё релятивистское «постоянство»! Причем и выражение С+V, и выражение С–V в неявном виде содержатся даже в святая святых для релятивистов – в коэффициенте релятивистских преобразований (необходимых при переходе от одной системы отсчета к другой), указывая на то, что всё здание «постоянства по-СТО» скорости света построено на неявном, вынужденном признании непостоянства этой скорости.
При этом релятивистский коэффициент в известных преобразованиях Лоренца, выступающих связующими звеньями этого призрачного релятивистского здания, говорит, в действительности, вовсе не о том, что ему приписывается релятивистами. Математика, получив задание сохранить при переходе от одной системы отсчета к другой магическое для СТО число С и следуя непротиворечивой логике своих формул, определила тот коэффициент перехода (зависящий от скорости взаимодвижения различных систем отсчета), на который необходимо умножать численное выражение величины протяженности и длительности в метрах и секундах «неподвижной» системы для того, чтобы при переходе к «движущейся» системе отсчета, пользующейся собственными мерами - метрами’ и секундами’, - скорость света относительно нее, выраженная в единицах измерения «движущейся» системы отсчета, сохранила число С (подчеркнем, что математика сохраняет при указанном переходе всего лишь безразмерное число, стоящее перед единицами измерения скорости света различных систем отсчета). При этом для математики, не терпящей двусмысленности, метры’ и секунды’ - это уже другие единицы измерения, нежели метры и секунды без каких-либо меток (иначе зачем тогда все эти отличительные метки?!). А потому выявленный ею коэффициент перехода от одной системы отсчета к другой представляет собой не что иное, как коэффициент изменения, коэффициент соотношения масштаба единиц измерения, необходимый для сохранения одного и того же числа С при выражении скорости одного и того же луча света относительно различных систем отсчета.
К тому же для математики, которая не признает избирательный характер своих истин, которая считает, что дважды два равно четырем для всех систем отсчета, и результат всякого преобразования с помощью этого коэффициента имел тоже безадресный характер (что позволяло приравнивать друг другу результаты вычислений, например, одной и той же длины с помощью мер длины различных систем отсчета и тем самым выявлять соотношение масштабов этих мер). Однако релятивизм с таким пониманием смысла предложенных математикой преобразований несовместим (поскольку путем подбора, под схожим названием, различных единиц измерения можно с помощью числа С выразить и скорость пешехода, но бесполезность этого занятия уж слишком очевидна). А потому безусловно различные для математики единицы измерения различных систем отсчета в СТО были провозглашены физически эквивалентными (при этом исподволь введенная эйнштейновским предлогом избирательность всех релятивистских «истин», нашедшая свое выражение в релятивистских метках единиц измерения, как раз и позволила избежать внешней противоречивости в утверждениях наблюдателей различных систем отражения о различной величине скорости одного и того же взаимодвижения, о различной длине одного и того же тела и длительности одного и того же процесса). Таким образом, только свободная релятивистская интерпретация – как продолжение «свободного вымысла» - строгих математических выводов, предполагающая, что при переходе к другой системе отражения изменяется (ради сохранения неизменным числа С) не масштаб единиц измерения, а характеристики объектов измерения (величина их протяженности и длительности), превратила математику в невольного пособника по сооружению миражей.
А что дальше-то? Да, провозглашенный постулат о постоянстве скорости света внутренне как бы не противоречив, но провозглашает-то он это постоянство только для узкого круга наблюдателей, очерченного их принадлежностью к той системе отсчета, относительно которой определяется скорость света, никак не ограничивая скорость этого же взаимодвижения для чужих наблюдателей или скорость этого же луча света для «своих» наблюдателей, но относительно «чужих» систем отсчета. Откуда следует, что никакой фундаментальностью, универсальностью провозглашенное вторым постулатом СТО постоянство скорости не обладает и никогда не обладало, и что даже называть такой постулат постулатом о постоянстве скорости движения можно только с очень большой натяжкой, только очень условно.
Однако чтобы увидеть, понять это, необходимо было вначале отбросить в сторону красивый релятивистский фантик этого постулата, на котором изображено «С = const», а затем, обнаружив «непрозрачность», неестественность формы выражения самого постулата о движении, мешающую увидеть «незаретушированный» смысл этого постулата, преодолеть и эту преграду на пути к истине. Но ради того, чтобы увидеть, что за блестящей оберткой «С = const» под полупронецаемой физической (по смыслу) оболочкой второго постулата СТО скрывается некое физическое недоразумение, некий физический уродец, перед которым, не видя его истинного лица, до сих пор преклоняются его «красоте и простоте», это стоило сделать.
Но суть дела, в конечном счете, не в том, насколько «неприглядно» истинное лицо второго постулата, а в том, что оно является лицом опасного для науки вируса, вируса, создающего «научные» галлюцинации. Заменой предлога «относительно» предлогом «в» (синонимом которого в СТО, в ее ключевых моментах, является, как мы видели, словосочетание «только для...») при описании относительного движения Эйнштейн породил некую мутантную форму выражения скорости движения, внешне мало чем отличающуюся от естественной – соответствующей относительному характеру всякого движения, - классической формы выражения скорости, но принципиально несовместимую с объективностью своего содержания. С появлением этого мутанта и возникла эпидемия релятивизма!
При этом релятивистская ценность предлога «в» в том, что он «непринужденно» заставляет оценивать, рассматривать скорость света относительно S глазами наблюдателя S, скорость света относительно S1 глазами наблюдателя S1 и так далее, т.е. заставляет постоянно переключаться на точку зрения «нужного» наблюдателя, этим и создавая эффект постоянства скорости света относительно любой системы отсчета. А то, что при этом скорость света относительно S для наблюдателей S1, S2, S3 и т.д. не равна С (или что скорость света относительно S1, S2, S3 и т.д. не равна С для наблюдателей S) остается за рамками релятивистского рассмотрения ситуации, остается просто без каких-либо комментариев релятивистов как нечто несущественное, как не нужное им. В этом и проявляется узкая ограниченность релятивистского стиля мышления, их целенаправленная зашоренность (вызванная как раз воздействием эйнштейновской мутантной формы выражения скорости света), не позволяющая им самостоятельно вырваться из объятий непротиворечивых иллюзий. При этом в указанном «обесценивании», игнорировании объективных фактов при постоянном выпячивании принципа постоянства (постоянства для избранных наблюдателей!) скорости движения света как раз и состоит особый секрет релятивистской кухни.
А с другой стороны, именно с помощью этого простого (но «не к месту» примененного, с точки зрения классического описания физических явлений) предлога в сознание слишком доверчивых слушателей релятивистских проповедей была ненавязчиво, незаметно (и потому не вызвав тревоги, как если бы это делалось «напролом», провозглашалось открыто) внедрена мысль о возможности избирательной истинности всякого результата вычислений. Результаты вычислений в СТО различны не по отношению к «движущимся» или «неподвижным» линейкам и часам (как об этом загипнотизированно твердят релятивисты, не замечая, что тогда бы каждый результат вычислений – по любым часам и линейкам - был бы истинным для всех, что для СТО неприемлемо ввиду противоречивости этих результатов), а для наблюдателей различных систем отсчета, т.е. имеют не относительный, а избирательный характер, поскольку предназначены – в качестве истинных - для наблюдателей лишь отдельных систем отсчета. (И следовательно название эйнштейновской теории теорией относительности не соответствует, строго говоря, истинному ее характеру, вытекающему из постулата об избирательном постоянстве скорости света и тем самым из избирательной истинности всех выводов этой теории. Это еще одна релятивистская иллюзия, помешавшая, в числе других, своевременному отторжению этой теории.)
В избирательной истинности всякого релятивистского вычисления (или, иначе, в предполагаемом СТО избирательном характере величины длительности, протяженности и скорости света) и состоит суть «относительности», предложенной СТО! Относительности, позволяющей говорить о возможности различной реальности для наблюдателей различных систем отсчета. И именно с помощью предлога «в» СТО добивается непротиворечивости своих выводов путем деления общей для всех объективной реальности на собственные реальности наблюдателей каждой системы отсчета. Но предполагает-то он такое деление и подталкивает к нему неявно! А потому, когда, наконец, это неявное деление реальности было обнаружено философами, то созданный к тому времени ореол непогрешимости СТО уже просто заставил большинство философов (в условиях, когда проведенные эксперименты со светом позволяли по разному объяснять полученные результаты) и в этом вызове здравому смыслу увидеть лишь подтверждение гениальности теории. Что означало факт инфицирования и этой – мировоззренческой – области науки.
Но чем отличается объективная реальность от реальности того или иного наблюдателя? А тем, что элементы объективной реальности имеют не только субъективную форму своего выражения, возникшую в результате познавательной (т.е. отражательной) деятельности субъекта, но и природную форму своего выражения, которая не является продуктом познавательной деятельности, которая существует независимо от этой деятельности субъекта. Только наличие природной формы выражения того, что в субъективной форме стало реальностью субъекта, позволяет (и заставляет) признать эту его реальность объективной, т.е. «вынести» ее за рамки его сознания, смотреть на нее как на нечто внешнее по отношению к субъекту и независимое от его сознания и при этом действовать исходя из объективности этой его реальности.
Реальностью субъекта являются все возможные его ощущения, мысли, теории, фантазии и т.п. Объективной же реальностью является только та часть его реальности, которая является отражением того, что существует вне сознания субъекта в природной форме своего выражения, обнаруживая себя через органы чувств субъекта, через его опыты, эксперименты, через его практическую деятельность, в которой объективная реальность и доказывает свою объективность. Или, иначе, объективность содержания субъективной формы выражения величины свойства (а нас, в данном случае, интересует, прежде всего, именно эта – количественная – грань реальности) означает наличие природной формы выражения этой величины. Но всякая природная форма выражения величины свойства существует независимо ни от самого субъекта, ни от его систем отражения, т.е. имеет БЕЗОТНОСИТЕЛЬНЫЙ и БЕЗАДРЕСНЫЙ характер, определяя одну и ту же величину свойства для отражения (для измерения или вычисления) различными системами отражения. А это означает, что релятивистская форма выражения величины протяженности, длительности и скорости, предполагающая с помощью предлога «в» избирательную истинность своего содержания, тем самым несовместима с каким-либо объективным содержанием этой формы выражения величины свойств, неотделимым от безотносительного, безадресного характера выражения величины этих свойств!
Что, например, позволяет нам считать, что результат измерения стержня – «3 метра» - имеет объективное содержание? И что вообще является его объективным содержанием?
Объективным содержанием выражения «величина данного стержня = 3 метра» является величина этого стержня, выраженная его концами, между которыми укладывается ровно три метровых линейки. И каким бы способом ни вычисляли длину данного стержня в метрах наблюдатели других систем отражения, только результат «3 метра» имеет объективное содержание, выраженное самим этим стержнем (его концами)!
Конечно, наблюдатели движущейся относительно стержня системы отражения не могут приложить, на ходу, свои метры к стержню, и вправе применять свои собственные методы, приемы определения его величины в метрах. Однако, каким бы способом ни была определена ими субъективная, численная форма выражения его величины, только результат «= 3 метра» обладает объективным для этого случая содержанием, и потому только получение данного результата говорит о правильности примененных при этом способов и принципов. Любой другой результат определения численной формы выражения величины данного стержня в метрах не имеет объективного содержания, выраженного – безотносительно к системам отражения - концами стержня, между которыми помещается ровно 3 метра. А это значит, что смысл всех вторичных (т.е. путем вычислений) способов определения величины стержня в том, чтобы придти к результату, который мог бы быть получен при непосредственном измерении стержня путем приложения к нему метров. Этого смысла (в том числе в отношении и всех других измеряемых и вычисляемых свойств), неосознанно, интуитивно придерживалась вся классическая наука. Только отсутствие четкого понимания природы такой уверенности, отсутствие четкого и осознанного критерия объективности содержания вычислений позволило появиться и распространиться мнению о возможности различной длины одного и того же стержня (а также различной длительности одного и того же процесса, различной скорости одного и того же взаимодвижения) для различных систем отражения. Надо признать, что и в этом вопросе наука, к сожалению, не смогла, когда это потребовалось, привести в защиту своих общих принципов ничего, кроме здравого смысла, высокомерно осмеянного релятивистским мышлением. А что стоит-то за этим мышлением?!
Как обнаружилось, А. Эйнштейн создал такой постулат о постоянстве скорости движения света, который, с одной стороны, неявно признает различную скорость относительного движения света и потому лишь условно может быть назван постулатом о постоянстве этой скорости, а с другой стороны, который несовместим избирательным характером истинности своего содержания с объективностью этого своего содержания и который передает эту свою несовместимость с объективностью всем выводам СТО. Такова истинная ценность постулата (получившего обманчивое обозначение «С = const») и сооруженной на нем теории (обманчиво названной «теорией относительности»), породившей релятивистское мышление, мышление, которое принципиально не способно преодолеть планку объективности и тем самым не вправе называться научным.
Ну что ж, наука (в данном случае – философия) не стоит на месте, и теперь в борьбе с проникшим в нее вирусом можно апеллировать не только к здравому смыслу и интуиции. А ко всем уже изложенным в книге многочисленным аргументам в защиту правоты здравого смысла, выступившего против релятивизма, добавился еще один, и, думается, немаловажный. Из сказанного в данной главе (как бы подводящей итог приведенным в книге в разных местах отрывочным рассуждениям об объективности содержания результатов отражения) следует, что НЕОБХОДИМЫМ УСЛОВИЕМ ОБЪЕКТИВНОСТИ СОДЕРЖАНИЯ ВСЯКОЙ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ ЯВЛЯЕТСЯ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ЕЮ БЕЗОТНОСИТЕЛЬНЫЙ И БЕЗАДРЕСНЫЙ ХАРАКТЕР ВЕЛИЧИНЫ ВСЯКОГО СВОЙСТВА, соответствующий характеру величины свойства в природной форме ее выражения.
Материальный мир хоть и наполнен относительным движением, но вовсе не является царством относительности. К тому же такую важную для познающего этот мир субъекта относительность, как относительный способ выражения величины свойства, привнес в этот мир не кто иной, как сам познающий субъект в поисках способа отражения безотносительной величины свойств этого мира. А с другой стороны, материальный мир один для всех его наблюдателей, для всех систем его отражения. А потому и научная картина мира, наполненная объективным содержанием, может быть только одна! Откуда следует, что теории, не удовлетворяющие этому условию объективности содержания, являются всего лишь инструментами по созданию иллюзий, беспредметной игрой ума.
Выявление же и осознание этого критерия объективности означает, что иммунитет у науки не только сохранился, но и успешно восстанавливает свои функции, вырабатывая новую «антивирусную программу» (в которой интуиция уступает место ясному пониманию природы различных фундаментальных явлений и закономерностей), и что затянувшаяся борьба с порождающим иллюзии вирусом релятивизма переходит в свою завершающую стадию.
|
и 
соответствуют двум совершенно разным ситуациям: когда скорость света в обоих направлениях равна 
, и когда она в обоих направлениях равна 
.
Дайте ка вашу попочку больной! 
И баиньки. 
