Стихи

[Nataly-Mak]

Part в сообщении #1034979 писал(а):

Nataly-Mak - а вы умеете разозлиться?

В жизни надо уметь –
Беззаветно жалеть,
Терпеливо ждать,
Молчаливо терпеть,
Безоглядно прощать.

[danko 2013]

Nataly-Mak в сообщении #1035045 писал(а):

В жизни надо уметь –
Беззаветно жалеть,
Терпеливо ждать,
Молчаливо терпеть,
Безоглядно прощать.

Поэтический и не завершённый эмоциональный образ идеального состояния.
Не хватает только покаяния.

Но любовь - это не только эмоциональное переживание состояния единства и, кроме сиюминутной жалости, определяется также ответственностью за судьбу любимого существа. В общем и целом терпение, прощение и жалость на эмоциональном уровне не исключает жёсткости и даже беспощадности на уровне физических действий.

[ewert]

"Куда же мы глядели, покуда все галдели,
И бойко рифмовали слова "Любовь" и "Кровь". "

[Oleg Zubelevich]

"В полдневный зной в долине Дагестана..."
М. Ю. Лермонтов

I

Скорость пули при низкой температуре
сильно зависит от свойств мишени,
от стремленья согреться в мускулатуре
торса, в сложных переплетеньях шеи.
Камни лежат, как второе войско.
Тень вжимается в суглинок поневоле.
Небо -- как осыпающаяся известка.
Самолет растворяется в нем наподобье моли.
И пружиной из вспоротого матраса
поднимается взрыв. Брызгающая воронкой,
как сбежавшая пенка, кровь, не успев впитаться
в грунт, покрывается твердой пленкой.

II

Север, пастух и сеятель, гонит стадо
к морю, на Юг, распространяя холод.
Ясный морозный полдень в долине Чучмекистана.
Механический слон, задирая хобот
в ужасе перед черной мышью
мины в снегу, изрыгает к горлу
подступивший комок, одержимый мыслью,
как Магомет, сдвинуть с места гору.
Снег лежит на вершинах; небесная кладовая
отпускает им в полдень сухой избыток.
Горы не двигаются, передавая
свою неподвижность телам убитых.

III

Заунывное пение славянина
вечером в Азии. Мерзнущая, сырая
человеческая свинина
лежит на полу караван-сарая.
Тлеет кизяк, ноги окоченели;
пахнет тряпьем, позабытой баней.
Сны одинаковы, как шинели.
Больше патронов, нежели воспоминаний,
и во рту от многих "ура" осадок.
Слава тем, кто, не поднимая взора,
шли в абортарий в шестидесятых,
спасая отечество от позора!

IV

В чем содержанье жужжанья трутня?
В чем -- летательного аппарата?
Жить становится так же трудно,
как строить домик из винограда
или -- карточные ансамбли.
Все неустойчиво (раз -- и сдуло):
семьи, частные мысли, сакли.
Над развалинами аула
ночь. Ходя под себя мазутом,
стынет железо. Луна от страха
потонуть в сапоге разутом
прячется в тучи, точно в чалму Аллаха.

V

Праздный, никем не вдыхаемый больше воздух.
Ввезенная, сваленная как попало
тишина. Растущая, как опара,
пустота. Существуй на звездах
жизнь, раздались бы аплодисменты,
к рампе бы выбежал артиллерист, мигая.
Убийство -- наивная форма смерти,
тавтология, ария попугая,
дело рук, как правило, цепкой бровью
муху жизни ловящей в своих прицелах
молодежи, знакомой с кровью
понаслышке или по ломке целок.

VI

Натяни одеяло, вырой в трухе матраса
ямку, заляг и слушай "уу" сирены.
Новое оледененье -- оледененье рабства
наползает на глобус. Его морены
подминают державы, воспоминанья, блузки.
Бормоча, выкатывая орбиты,
мы превращаемся в будущие моллюски,
бо никто нас не слышит, точно мы трилобиты.
Дует из коридора, скважин, квадратных окон.
Поверни выключатель, свернись в калачик.
Позвоночник чтит вечность. Не то что локон.
Утром уже не встать с карачек.

VII

В стратосфере, всеми забыта, сучка
лает, глядя в иллюминатор.
"Шарик! Шарик! Прием. Я -- Жучка".
Шарик внизу, и на нем экватор.
Как ошейник. Склоны, поля, овраги
повторяют своей белизною скулы.
Краска стыда вся ушла на флаги.
И в занесенной подклети куры
тоже, вздрагивая от побудки,
кладут непорочного цвета яйца.
Если что-то чернеет, то только буквы.
Как следы уцелевшего чудом зайца.

1980

[druggist]

“To those summer sunny days,
When world was warm and still,
And unicorns four gleamy eyes
Were made of glass and steel,
The running man was hunt in maze
To make a Minotaur’s meal,
But slow, emerald-green waves
Demanded: “Drive the quill!”
A hurt white-crow made mistakes
Against its kind and will,
And near train depot earthquakes
Became a part of cozy home deal.
A life was crazy like a waste
Collecting future regrets’ bill.”

[Otta]

Борис Пастернак

* * *

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

1932

[Oleg Zubelevich]

Михаил Щербаков

Шесть, семь, восемь, два, три, раз, объявляем детский час.
Пять, четыре, два, три, ноль, мы в эфире — входим в роль.


Грянул, дети, с неба чёрный кризис,
под угрозой наша хлеб да соль.
Точит когти интервент, хочет сделать инцидент.
Нужен против интервента крепкий контингент.
Девять, десять, сорок, сто, вы уж, дети, если что,
нас пойдите, защитите — больше ведь никто.

Ни соседей, ни родни, пусто, мальчик, мы одни.
Если плохо кашу ешь — не осилишь зарубеж.
Будешь тощий, будешь неимущий,
весь в долгах по самую по плешь.
Время — деньги, миру — мир, пейте, дети, рыбий жир,
выползайте из песочниц и шагайте в тир.
Ешьте кашу вашу так, чтобы дрогнул лютый враг.
Как-никак вы племя или семя, или как?

Укрупняем сурдоштрих — уточняем для глухих:
ешьте кашу — вашу снедь, не ходите в Интерсеть.
Ни к чему владеть ножом и вилкой,
даже ложкой можно не уметь.
Мойте руки и за стол, нам не страшен Интерпол.
Сам оценишь, как нацепишь рацию и ствол.
Ноль, пятнадцать, шесть, шесть, шесть, чтобы, значит, саду цвесть.
Раз уж ты допущен в кущи — будь любезен есть.

В нашем тексте много цифр, не смущайся — это шифр.
Общий стиль тогда глубок, весь когда он между строк.
Ты люби его не по расчёту,
не вникай рассудком в каждый слог.
Ты его впитай душой вместе с кашей и лапшой.
После всё осмыслишь, если вырастешь большой.
Ноль, ноль, ноль, семь, два, ноль, три, ты не слушай — ты смотри.
Всё прочтёшь по нашим лицам, что у нас внутри.

У врагов на лицах грим — пёс их знает, что под ним,
а на наших, сам суди, всё снаружи, что в груди.
Можешь предпочесть другую кнопку,
но, гляди, себе не навреди.
Мы центральный твой канал, мы канальный твой централ.
Оставайся с нашим шоу, не ходи в астрал.
В целом свете мы одни, бойтесь, дети, западни.
В наших кущах ценят лучше — будьте, как они.

А кто тощ и неимущ — прочь пошёл из наших кущ.
Доброй ночи, малыши, пусть вам снятся барыши.
Кстати, если наш вчерашний диктор
нынче с моста сброшен в камыши,
то это был негодный чтец, мало каши ел, стервец,
брякнул что-то мимо текста, ну, не повезло.
Бей своих — пугай врага, доброй ночи, мелюзга.
Пусть вам снится тройка-птица — все четыре колеса.

Ага.

[kry]

Зинаида Гиппиус

Любовь - одна

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь - одна.

Мы негодуем иль играем,
Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна - любовь одна.

Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь... И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном - бесконечность,
Лишь в постоянном - глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
Любовь одна, как смерть одна.

[A.Edem]

Свет любви.

Свет любви, не прощайся со мной,
Ты гори, ты пылай в сердце бренном.
Пусть неслышно, но всё-таки пой
О прекрасном, о чём-то нетленном.

Робко голову я преклоню
Пред величием чувства святого,
Я и сам ведь ему пропою,
Только б чувствовать нежность ту снова.

Не стыдясь, вспомню всю теплоту,
Что я к девушкам всем ощущал.
Сохранив прежних чувств красоту,
Знаю я, что Любовь не терял.

Пусть сменялись и судьбы и лица,
Пусть менялись родных имена,
Но нет грусти - душа вся искрится -
Ведь любовь к ним была лишь одна!..

Свет любви, знаю, ты не остынешь,
И внутри будешь всё освещать.
Никогда ни за что не покинешь -
Без тебя ведь и мне не бывать.

В жизни будут ещё перемены,
Но в них та же пребудет Любовь,
И с улыбкою милой, несменной
Она счастьем наполнит всё вновь.

[A.Edem]

Улыбнись!

Ты знаешь, друг, что мы с тобой
Незримой нитью единенья,
Сплетённую самой судьбой
Навеки связаны с рожденья?..

Она проходит сквозь сердца,
Вся из любви она и света.
Ей нет начала и конца –
Мне чувствовать дано всё это.

Я вижу все её сплетенья,
И как она роднит людей.
И словно нити продолженье,
Я в них вживаюсь вместе с ней.

А потому тебя и всех
Вокруг я чувствую так тонко,
И если слышу где-то смех –
Моя душа искрится звонко.

Когда ж просвета нет в тебе,
Когда грустишь ты – я в печали.
Ах, как хочу, чтоб на земле
Всегда все радостью сияли…

Прошу счастливым будь же, милый друг,
Ведь мир прекрасен – оглянись!
И для меня, для всех вокруг,
Ты просто тихо улыбнись.

[Magazanik]

(Оффтоп)

Вообще-то в этой ветке нет такого правила, что нельзя размещать свои стихи.
Если кто размещает, наверное, никакого нарушения нет.
Может быть, это правильно и хорошо, а может, лучше было бы для своих стихов открыть другую ветку -- "Самодеятельное творчество". А то, как бы это сказать помягче, слишком сильны контрасты, неоднородности...

[Toucan]

Флейм удален

[Nataly-Mak]

Я сегодня так грустно настроен,
Так устал от мучительных дум,
Так глубоко, глубоко спокоен
Мой больной, раздражительный ум,

Что недуг, моё сердце гнетущий,
Как-то горько меня веселит –
Встречу смерти, грозящей, идущей,
Сам пошёл бы… Но сон освежит –

Завтра встану и выбегу жадно
Встречу первому солнца лучу, -
Вся душа встрепенётся отрадно
И мучительно жить захочу.

А недуг, сокрушающий силы,
Будет так же и завтра томить
И о близости тёмной могилы
Так же внятно душе говорить…

Н. А. Некрасов
1856 г.

[Otta]

Федерико Гарсиа Лорка

Севилья

Севилья - башенка
в зазубренной короне.

Севилья ранит.
Кордова хоронит.

Севилья ловит медленные ритмы,
и, раздробясь о каменные грани,
свиваются они, как лабиринты,
как лозы на костре.

Севилья ранит.

Ее равнина, звонкая от зноя,
как тетива натянутая, стонет
под вечно улетающей стрелою
Гвадалквивира.

Кордова хоронит.

Она смешала, пьяная от далей,
в узорной чаше каждого фонтана
мед Диониса,
горечь Дон-Хуана.

Севилья ранит.
Вечна эта рана.

[Утундрий]

Игорь Иртеньев

Забытый вальс

Вы играли на рояле,
Тонкий профиль наклоня,
Вы меня не замечали,
Будто не было меня.

Из роскошного „Стейнвея“
Дивных звуков несся рой,
Я стоял, благоговея
Перед вашею игрой.

И все то, что в жизни прежней
Испытать мне довелось,
В этой музыке нездешней
Странным образом сплелось.

Страсть, надежда,
Горечь, радость,
Жар любви и лёд утрат,
Оттрезвонившая младость,
Наступающий закат.

Слезы брызнувшие пряча,
Я стоял лицом к стене,
И забытый вальс...
Собачий!
Рвал
На части
Душу
Мне.