motor Я ходил по ссылке и видел первую страницу Вашего сочинения. Могу объяснить, почему я видел только первую страницу, а второй не видел. Если окажется, что Вас мои объяснения заинтересовали, я, разумеется, буду читать дальше, обмен мнениями продолжится. А покамест достаточно открыть великую тайну: я почти убежден, что те литературные люди, к которым Вы обращались, поступили точно так же -- прочли первую страницу. Но только первую. Я это знаю, потому что сам когда-то работал редактором в издательстве, хотя не в самом лучшем, и рецензии писал, пока рецензирование было обязательным. А все люди, занимающиеся этим ремеслом, примерно одинаковы -- в хороших издательствах и плохих навыки вырабатываются одни и те же. Первую страницу читают всегда. Все так делают, опыт этому учит. Если поступать иначе, рискуешь пропустить что-то интересное и нужное. Вторую страницу читают только в тех случаях, когда к этому есть принуждение -- в должностные обязанности входит читать редакционный самотек, либо за рецензию деньги платят, значит, надо их отработать, показать знакомство со всей книгой, а не только с первой страницей. По доброй воле вторую страницу читают только в тех случаях, когда первая чем-то заинтересовала. Согласитесь, что это несложное правило, его не одни только редакторы и рецензенты придерживаются, а все читатели вообще. Конечно, и в этом случае есть шанс пропустить что-то интересное и важное: первая страница ничем не зацепила, бросил чтение, а самое-то главное начиналось дальше, на второй странице -- и продолжалось до самого конца. Но так бывает редко, шансы ошибиться уже невелики, не больше одного процента. После первой страницы все ясно. А что такое можно на ней увидеть? О, весьма многое! Так много всего, что в двух словах и не скажешь, можно только начать объяснение, назвать какие-то ближайшие вещи. Принцип и здесь понятный и знакомый: у человека пять литров крови, но на анализ берут не все пять литров, а всего одну каплю, и этого достаточно, и это умеет любой лаборант, но даже лаборант со своим скромным средним медицинским образованием не сумеет объяснить в двух словах постороннему человеку, как этот анализ делается и для чего. Это долго надо объяснять, чем важна реакция оседания эритроцитов. Еще дольше надо объяснять, почему всякие филологические люди (а литераторы и издательские работники именно к этой братии и относятся) первым делом обращают внимание на орфографию и пунктуацию. Только не надо топать ногами. Не надо кричать, что к делу это не относится. Не надо объяснять этим филологическим людишкам, что грамматические ошибки сами по себе, а литературный талант сам по себе, одно к другому не относится. Как раз им этого объяснять не надо, потому что они по всему своему опыту знают -- одно к другому относится. Есть глубокая связь. Вроде бы пустяки, человек всего-то навсего неверно расставляет запятые и пропускает дефис перед частицей "то", а это грозный признак. Дело плохо. Это значит, что человек всю жизнь читал книги и не обращал внимания на то, как пишут другие люди. Не замечал, как они пишут, не интересовался этим, пропускал такие подробности. А из этого можно сделать вывод, что этот человек скорее всего (с вероятностью более 99%) также имеет весьма смутное представление и о другом вопросе -- зачем пишут другие люди. Связь вроде бы косвенная, но практика ее подтверждает. Если человек пользуется на письме буквой Ё -- вот такой, с двумя точками, пиши пропало. У него обязательно окажутся весьма причудливые представления о том, зачем пишутся романы, повести, рассказы и стихи. Конечно, он не корректор, не редактор, он не обязан знать, что на русское правописание существует ГОСТ (книга считается промышленным изделием), он не обязан знать этот ГОСТ (кажется, 1957 года) назубок. Но это невнимательный человек, который за всю жизнь не удосужился заметить, что буквы Ё в русском языке вообще-то нет (ГОСТом она предусмотрена только в детских книгах для младшего возраста, в школьных учебниках и всяких словарях, в прочих же случаях ее написание считается ошибкой). Это не филологический человек, не книжный, не письменный. Он наверняка уверен, что книги пишутся с целью кого-то чему-то научить, донести какие-то важные мысли и идеи. Или с целью оказать на кого-то влияние. Или... Словом, у него на первом месте какие-то цели -- содержательные, нравственные, политические, воспитательные, личные. Значит, он человек в этом цеху не свой, посторонний, ему понадобится очень много лет, чтобы понять, что никаких таких целей у повестей, романов, рассказов и стихов нет. Нету их, хотя в школе учат другому. Вот что видно сразу, из первой страницы, из ее орфографии и пунктуации, из словаря автора и стилистики. Знает ли он, зачем сел за стол? Знает ли, как пишут другие люди? Знает ли, зачем они пишут? Чаще всего в этом вопросе обнаруживается ужасная путаница. У некоторых авторов понимание целей своего ремесла врожденное. Им позволено что угодно, хоть на голове ходи, а результат в любом случае блестящий. На первой странице совершенно дурацкий разговор о крысах -- сон такой приснился, пришли две крысы необычайной величины, понюхали и пошли прочь. Где тут содержательность, где мораль, где назидательность? Нету. Да они и не нужны, это посторонние для литературы вещи. Этот автор занимается совсем другим, у него всего-то написан какой-то нелепый разговор о крысах, а уже образы созданы, характеры. Вот оно в чем дело! Участники нелепого диалога обладают характерами, индивидуальностью, их одного с другим не перепутаешь. Здесь начинаются собственные задачи литературы как вида искусства, которые отличают ее от всякого другого сочинительства -- истории, философии, публицистики. Ну, если автор это умеет, если у него это получается с первой страницы, то ему все можно, все прощается. Гоголь вот такой -- он никогда по-русски грамотно не писал, но ему можно, он писатель гениальный. Только это редкость. В большинстве случаев связь несомненная и безошибочная: если корову через ять пишет, сейчас последует сочинение в манере "Как я провел каникулы у бабушки". Или на жену пожалуется, или на начальство. А эти темы имеют, конечно, острый личный интерес для самого автора, но несколько меньший интерес для остального человечества. И наоборот: только-только автор собрался осчастливить все человечество, сообщить ему все тайны бытия и секреты лучшей жизни, как его снова грубо одергивают -- ты бы, раньше чем браться за такие широкие темы, научился справляться с чем-нибудь более узким, хотя бы сумел изобразить свою соседку по подъезду тетю Катю. А какой интерес для человечества может иметь соседка тетя Катя? Оказывается, может, если изображена так, что ее можно узнать. С этого ремесло начинается. Ремесло актера -- с умения похоже передразнить, ремесло художника -- с умения похоже нарисовать, ремесло писателя -- с умения описывать словами. Это еще не все, это только первый этаж, но если его нет, ничего не построишь. Так вот, уважаемый motor, к чему я веду, к чему такая длинная теоретическая преамбула? Как бывший редактор я мигом углядел, что с правописанием у Вас, простите, не все благополучно. Это настораживает. Это первый признак, что дальше читать не следует. Но я еще увидел другую вещь, совершенно удивительную. Рисунок хорош. Рисунок лучше текста. Это большая редкость, чаще бывает в точности наоборот. А здесь линия такая сильная, уверенная. Тот случай, когда небрежность прощается за выразительность. Это вы сами? Если рисунок Ваш, то зачем Вам литература? Есть другое дарование, более явное, несомненное. А словесность дело темное, ненадежное. Ни корысти от нее, ни славы... Редко-редко кто умеет ей хотя бы на жизнь заработать. Не знаю, как сейчас, а в советские времена большинство членов Союза писателей, то есть профессионала признанные, с бумажкой, кормились тем, что вели литобъединение (литкружок) на каком-нибудь большом заводе, исправляли стишки тамошних поэтов для заводской многотиражной газеты. Ужасная судьба! Впрочем, как кому нравится. Вернемся к обещанию, заявленному вначале. Если Вам интересно, прочту ваше сочинение до конца и выскажусь уже более предметно. Пока я говорил только о том, почему его не читал -- и другие тоже. (Есть, кстати, и такое различие -- я-то пенсионер, бездельник, а эти другие народ занятой, им жить надо, кормиться чем-то.)
С уважением, Лев Магазаник
|