2014 dxdy logo

Научный форум dxdy

Математика, Физика, Computer Science, Machine Learning, LaTeX, Механика и Техника, Химия,
Биология и Медицина, Экономика и Финансовая Математика, Гуманитарные науки




Начать новую тему Ответить на тему На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.
 
 Книга на выходные
Сообщение12.01.2019, 23:07 
Аватара пользователя


01/12/11

8634
Тема «Песня - настроение» у нас есть, «Фильм на вечер после работы» — тоже. А как же книги? Они что, не люди? Пусть будет и про книги тема.

Гарантирую, что вы надолго останетесь под впечатлением от книги Льва Альтмарка «Пение кузнечиков на ночной дороге». Тяжело, правда, её читать, но оно того стоит.

Для затравки приведу небольшой отрывок из неё (надеюсь, это не против правил форума):

Цитата:
Нашему взводу было дано задание зачистить этот глухой горный кишлак в самой глубине афганских гор, мимо которого проходила дорога, и на ней уже дважды уничтожали наши транспортные колонны. Женщин и детей в кишлаке больше не было, зато была база боевиков. Всё это доложила полковая разведка.

Кишлак оказался пуст, но когда мы возвращались назад, попали в засаду. Наш бронетранспортёр был подбит, больше половины взвода погибло сразу при взрыве, а в живых осталось только шестеро солдат и я, молодой лейтенантик, правда, уже побывавший в бою и хлебнувший крови.

Нас окружили, и мы должны были тоже погибнуть. Рация наша осталась в разбитом бронетранспортёре, и добраться до неё не было никакой возможности. Единственным нашим спасением были ночь и темнота, чтобы попробовать проскользнуть сквозь глухое кольцо врагов и уже незаметными горными тропками пробираться к своим. Но до сумерек оставался ещё час, а шквал огня всё не прекращался.

Я понимал, что командир из меня никакой, но кроме меня здесь решение никто не примет.

– Нужен отвлекающий манёвр, – совсем не по-командирски сказал я солдатам. – Тогда, может, удастся проскочить. А там темнота, в горах быстро темнеет. Может, повезёт, и доберёмся до своих…

Все молчали, потому что понимали, что отсидеться тут не удастся, и пока у нас есть патроны и гранаты, моджахеды держатся на расстоянии, но они умеют выжидать, и всё рано или поздно закончится.

– Может, всё-таки дождёмся помощи? – неуверенно предложил кто-то. – На базе нас уже хватились и наверняка выслали «вертушку» на поиски.

– Час до темноты продержимся, – вздохнул я, – а в темноте как они нас найдут?

Нужно было кого-то из бойцов оставить, чтобы он продолжал бой и отвлекал внимание боевиков на себя, а остальным отходить. Но судьба этого оставшегося была предрешена.

– Кто хочет остаться? – я уже не смотрел в глаза бойцов. – Не могу приказывать. Только по доброй воле…

Никто не вызвался. Тогда мы стали тянуть спички…

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение13.01.2019, 11:46 


21/05/16
4292
Аделаида
Ktina в сообщении #1368102 писал(а):
вы надолго останетесь под впечатлением

Не думаю, что это на выходные, но... Конец детства.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение13.01.2019, 16:01 
Аватара пользователя


01/12/11

8634
kotenok gav
Под «тяжело читать» имелось в виду, что тяжело именно в эмоциональном плане.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение13.01.2019, 17:22 


21/05/16
4292
Аделаида
Ktina
Именно это я и понял.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение22.01.2019, 19:30 


13/05/14
476
Ktina

И такую мрачную книгу Вы хотите "на вечер после работы".
Бррррр.... Я бы не стал.
А прочитайте лучше книгу Надежды Тэффи "Ведьма", или любую ее другую книгу.
Вот ниже я приведу самые мои любимые вещи из Тэффи.
И если Вам не понравится, закидайте меня маслинами... :-)
Итак начнем

(Много-много текста...)

Цитата:
Тэффи. Трубка



Никогда мы не знаем, что именно может повернуть нашу жизнь, скривить ее линию. Это нам знать не дано.
Иногда нечто, к чему мы относимся как к явному пустяку, как к мелочи тысячи тысяч раз встречавшейся и пролетевшей мимо бесследно — это самое нечто вдруг сыграет такую роль, что во все дни свои ее не забудешь.
Примеры, пожалуй, и приводить не стоит. Как будто и так ясно.
Вот идет человек по улице. Видит — лежит пуговица. Уж не моя ли?
В эту минуту, то есть как раз в то время, когда он пригнулся к земле и не видит, что около него делается, — проходит мимо тот самый человек, которого он тщетно разыскивает уже несколько лет.
Или наоборот — приостановился человек на одну минуту, чтобы взглянуть, не его ли это пуговица, и этой минутной задержки было достаточно, чтобы, подняв голову, он встретился нос к носу с кем-то, от кого уже несколько лет всячески удирал и прятался.
Но та история, о которой я хочу рассказать, несколько сложнее.
Жил-был на свете некто Василий Васильевич Зобов. Существо довольно скромное. Явился он в Петербург откуда-то с юга и стал работать в газете в качестве корректора.
Корректор он был скверный. Не потому что пропускал ошибки, а потому, что исправлял авторов.
Напишет автор в рассказе из деревенской жизни:
« — Чаво те надоть? — спросил Вавила».
А Зобов поправит:
« — Чего тебе надо? — спросил Вавила».
Напишет автор:
« — Как вы смеете! — вспыхнула Елена».
Зобов поправит:
« — Как вы смеете! — вспыхнув, сказала Елена».
— Зачем вы вставляете слова? — злится автор. — Кто вас просит?
— А как же? — с достоинством отвечает Зобов. — Вы пишете, что Елена вспыхнула, а кто сказал фразу «Как вы смеете» — остается неизвестным. Дополнить и выправить фразу лежит на обязанности корректора.
Его ругали, чуть не били, и в конце концов выгнали. Тогда он стал журналистом.
Писал горячие статьи о «городской детворе», об «отцах города и общественном пироге», о «грабиловке и недобросовестном товаре мороженщиков».
На пожары его не пускали. Его пожарный репортаж принимал слишком вдохновенно-нероновские оттенки.
«Лабаз пылал. Казалось, сама Этна рвется в небеса раскаленными своими недрами, принося неисчислимые убытки купцу Фертову с сыновьями».
На пожары его не пускали.
Он вечно вертелся в редакции, в типографии, перехватывал взаймы у кого попало и вечно что-то комбинировал, причем комбинации эти, хотя были крепко обдуманы и хлопотно выполнены, редко приносили ему больше полтинника.
Внешностью Зобов был плюгав, с черненькими обсосанными усиками, и сношенным в жгут ситцевым воротничком.
— Мягкие теперь в моде.
Семейная жизнь его, как у всех не имеющих семьи, была очень сложная.
У него была сожительница, огромная, пышная Сусанна Робертовна, дочь «покойного театрального деятеля», попросту говоря — циркового фокусника. У Сусанны была мамаша и двое детей от двух предшествующих Зобову небраков. Глухонемой сын и подслеповатая девочка.
Сусанна сдавала комнаты, мамаша на жильцов готовила, Зобов жил как муж, то есть не платил ни за еду, ни за комнату и дрался с Сусанной, которая его ревновала. В драках принимала участие и мамаша, но в бой не вступала, а, стоя на пороге, руководила советами.
Так шла в широком своем русле жизнь Василия Васильевича Зобова. Шла, текла и вдруг приостановилась и повернула.
Вы думаете — какая-нибудь необычайная встреча, любовь, нечто яркое и неотвратимое?
Ничего даже похожего. Просто — трубка.
Дело было так. Шел Зобов по Невскому, посматривал на витрины и довольно равнодушно остановился около табачного магазина. Магазин был большой, нарядный и выставил в своем окошке целую коллекцию самых разнообразных трубок. Каких тут только не было. И длинные старинные чубуки, с янтарными кончиками, и какие-то коленчатые, вроде духового инструмента, с шелковыми кисточками, тирольские, что ли. И совсем прямые, и хорошенькие, толстенькие, аппетитно выгнутые, чтобы повесить на губу и, чуть придерживая, потягивать дымок. Носогрейки.
Долго разглядывал Зобов эти трубки и наконец остановился на одной и уже не отводил от нее глаз.
Это была как раз маленькая, толстенькая, которую курильщик любовно сжимает всю в кулаке, трубка старого моряка английских романов.
Смотрел на нее Зобов и чем дольше смотрел, тем страннее себя чувствовал. Словно гипноз. Что же это такое? Что-то милое, что-то забытое, как определенный факт, но точное и ясное, как настроение. Вроде того, как если бы человек вспоминал меню съеденного им обеда.
— Что-то такое было еще... такое вкусное, какое-то деревенское... ах да — жареная колбаса.
Вкус, впечатление — все осталось в памяти — забыта только форма, вид, название, давшие это впечатление.
Так и тут. Стоял Зобов перед толстенькой трубкой и не знал, в чем дело, но чувствовал милую, давно бывшую и не вернувшуюся радость.
— Английская трубочка... старый капитан...
И вдруг заколыхалась, разъехалась в стороны туманная завеса памяти, и увидел Зобов страницу детской книжки и на странице картинку. Толстый господин в плаще, нахмурившись, сжимает бритой губой маленькую толстенькую трубочку. И подпись:
«Капитан бодрствовал всю ночь».
Вот оно что!
Зобову было тогда лет десять, когда этот капитан на картинке бодрствовал. И от волнения и великого восхищения Зобов прочел тогда вместо «бодрствовал» — слова в детском обиходе не только редкого, но прямо небывалого — прочел Зобов «бодросовал»: «Капитан бодросовал всю ночь».
И это бодросованье ничуть не удивило его. Мало ли в таких книжках бывает необычайных слов. Реи, спардеки, галсы, какие-то кабельтовы. Среди этих таинственных предметов человеку умеющему вполне возможно было и бодросовать.
Какой чудный мир отваги, честности, доблести, где даже пираты сдерживают данное слово и не сморгнув жертвуют жизнью для спасения друга.
Задумчиво вошел Зобов в магазин, купил трубку, спросил английского, непременно английского табаку, долго нюхал его густой медовый запах. Тут же набил трубку, потянул и скосил глаз на зеркало.
— Надо усы долой.
В редакции, уже наголо выбритый, сидел тихо, иронически, «по-американски», опустив углы рта, попыхивал трубочкой. Когда при нем поругались два журналиста, он вдруг строго вытянул руку и сказал назидательно:
— Тсс! Не забудьте, что прежде всего надо быть джентльменами.
— Что-о? — удивились журналисты. — Что он там брешет?
Зобов передвинул свою трубочку на другую сторону, перекинул ногу на ногу, заложил пальцы в проймы жилетки. Спокойствие и невозмутимость.
В этот день он у товарищей денег не занимал.
Дома отнеслись к трубочке подозрительно. Еще более подозрительным показалось бритое лицо и невозмутимый вид. Но когда он неожиданно прошел на кухню и, поцеловав ручку у мамаши, спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен — подозрение сменилось явным испугом.
— Уложи его скорее, — шептала мамаша Сусанне. — И где это он с утра накачался? Где, говорю, набодался-то?
И вот так и пошло.
Зобов стал джентльменом. Джентльменом и англичанином.
— Зобов, — сказал кто-то в редакции. — Фамилии у вас скверная. Дефективная. От дефекта, от зоба.
— Н-да, — спокойно отвечал Зобов. — Большинство английских фамилий на русский слух кажутся странными.
И потянул трубочку.
Его собеседник не был знатоком английских фамилий, поэтому предпочел промолчать.
Он стал носить высокие крахмальные воротнички и крахмальные манжеты, столь огромные, что они влезали в рукава только самым краешком. Он брился, мылся и все время либо благодарил, либо извинялся. И все сухо, холодно, с достоинством.
Пышная Сусанна Робертовна перестала его ревновать. Ревность сменилась страхом и уважением, и смесь этих двух неприятных чувств погасила приятное — страсть.
Мамаша тоже стала его побаиваться. Особенно после того, как он выдал ей на расходы денег и потребовал на обед кровавый бифштекс и полбутылки портеру.
Дети при виде его удирали из комнаты, подталкивал друг друга в дверях.
Перемена естества отразилась и на его писании. Излишний пафос пропал. Явилась трезвая деловитость.
Раскаленные недра Этны сменили сухие строки о небольшом пожаре, быстро ликвидированном подоспевшими пожарными.
Всякая чрезмерность отпала.
— Все на свете должно быть просто, ясно и по-джентльменски.
Единственным увлечением, которое он себе позволял и даже в себе поощрял, была любовь к океану. Океана он никогда в жизни не видел, но уверял, что любовь эта «у них у всех в крови от предков».
Он любил в дождливую погоду надеть непромокайку, поднять капюшон, сунуть в рот трубку и, недовольно покрякивая, пойти побродить по улицам.
— Это мне что-то напоминает. Не то лето в Исландии, не то зиму у берегов Северной Африки. Я там не бывал, но это у нас в крови.
— Василь Василич! — ахала мамаша. — Но ведь вы же русский!
— Н-да, если хотите, — посасывая трубочку, отвечал Зобов. — То есть фактически русский.
— Так чего ж дурака-то валять! — не унималась мамаша.
— Простите, — холодно-вежливо отвечал Зобов. — Я спорить с вами не буду. Для меня каждая женщина леди, а с леди джентльмены не спорят.
Сусанна Робертовна завела роман с жильцом-акцизным. Зобов реагировал на это подчеркнутой вежливостью с соперником и продолжал быть внимательным к Сусанне.
Революция разлучила их. Зобов оказался в Марселе. Сусанна с мамашей и детьми, по слухам прихватив с собой и жильца-акцизного, застряли в Болгарии.
Зобов, постаревший и одряхлевший, работал сначала грузчиком в порту, потом, там же, сторожем и все свои деньги, оставив только самые необходимые гроши, отсылал Сусанне Робертовне. Сусанна присылала в ответ грозные письма, в которых упрекала его в неблагодарности, в жестокосердии и, перепутав все времена и числа, позорила его за то, что он бросил своих несчастных убогих детей, предоставив ей, слабой женщине, заботу о них.
Он иронически пожимал плечами и продолжал отсылать все, что мог, своей леди.
Эпилог наступил быстро.
Возвращаясь с работы, потерял трубку. Долго искал ее под дождем. Промок, продрог, схватил воспаление легких.
Три дня бредил штурвалами, кубриками, кабельтовыми.
Русский рабочий с верфи забегал навестить. Он же принял его последнее дыхание,
— Вставай, старый Билль! — бормотал умирающий. — Вставай! Скорее наверх! Великий капитан зовет тебя.
Так и умер старый Билль, англичанин, мореплаватель и джентльмен, мещанин Курской губернии, города Тима, Василий Васильевич Зобов.


Не правда ли прелесть! Немного ностальгически-грустный рассказ.

А вот еще...

Цитата:
Н. А. Тэффи

Репетитор

Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..."
М., "Лаком", 1997.

Когда у Коли Факелова отлетела подметка и на втором сапоге, он заложил теткину солонку и составил объявление:

"Гимназист 8-го класса готовит по всем предметам теоретически и практически, расстоянием не стесняется. Знаменская, 5. Н. Ф.".

Отнес в газету и попросил конторщика получше сократить, чтобы дешевле вышло. Тот и напечатал:

"Гимн. 8 кл. г. по вс. пр. тр. пр., р. не ст. Знам. 5. Н. Ф., др."

Последнее "др." въехало как-то само собой, и ни Коля, ни сам конторщик не могли понять, откуда оно взялось. Но пошло оно, очевидно, на пользу, потому что на второй же день после предложения поступил и спрос.
Пришла на буквы Н. Ф. открытка следующего содержания:

"Господин учитель гимназист пожалуйте завтра для переговору Бармалеева улица номеру дома 12.
Госпожа Ветчинкина".

Коля решил держать себя просто, но с достоинством, выпятил грудь, прищурил правый глаз и засунул руки в карманы. Поглядел в зеркало: поза, действительно, указывала на простоту и достоинство.
В таком виде он и предстал перед госпожой Ветчинкиной.
А та говорила:
-- Пожалуйста, господин учитель-гимназист, уж возьмите вы на себя Божеску милость Ваську-оболтуса обравнять. На третий год в классе остался. Ходила намедни к дилехтору, так тот велели, чтоб по латыни его прижучить, да еще, говорит, шкурьте его, как следует, по географии. Вы ведь по латыни можете?
-- Могу-с! -- отвечал Коля Факелов с достоинством. -- Могу-с и теоретически, и практически.
-- Ну, вот и ладно. Только, пожалуйста, чтобы и география, тоже и теоретически, и практически, и все предметы. У вас вон в объявлении сказано, что вы все можете.
Она достала вырезку из газеты и корявым мизинцем, больше похожим на соленый огурец, чем на обыкновенный человеческий палец, указала на загадочные слова: "пр. тр. пр. др.".
-- Так вот, пожалуйста, чтоб это все было. Жалованье у нас хорошее -- пять рублей в месяц; на улице не найдете. А супруга нашего теперь нету -- поехал гусями заниматься.
Коля выпятил грудь, прищурил глаз и с достоинством согласился.
На следующий день начались занятия. Кроме Васьки-оболтуса, за учебным столом оказалась еще какая-то девочка постарше, потом мальчик поменьше и еще что-то совсем маленькое, стриженое, не то мальчик, не то девочка.
-- Это ничего, -- успокаивала Колю госпожа Ветчинкина. -- Они вам мешать не будут, они только послушают. Петьке лентяю покажите буквы, с него пока и полно. А Манечка вам уж потом, после урока ответит, что им в школе задано.
-- Ну-с, молодой человек, -- спросил Коля Ваську-оболтуса, -- по какому предмету вы себя чувствуете слабее?
-- По французскому кол, -- сказал оболтус басом. -- Глаголов не понимаю.
-- Гм... да что вы?! Ведь это так просто.
-- Не понимаю импарфе и плюскепарфе.
-- Да что вы?! Да я вам это сейчас в двух словах... Гм... Например, "я пришел", это будет импарфе. Понимаете? "Я пришел". А если я совсем пришел, так уж это будет плюскепарфе. Понимаете? Ведь это же так просто! Ну, повторите.
-- Импарфе, это -- когда вы не совсем пришли, -- унылым басом загудел оболтус. -- А если вы окончательно пришли, тогда это уж будет... Это уж будет...
-- Ну, да, раз я уже совсем пришел, значит, -- ну? Что же это значит?
-- Если не совсем еще пришли, то импарфе, а если уже, значит, окончательно, со всеми вещами, то плюскепарфе.
-- Ну, вот, видите. Разве трудно?
-- А как по-немецки картофель? -- спросила вдруг девочка.
У Коли Факелова засосало под ложечкой. Вот оно, "пр.", когда началось!
-- Картофель? Вас интересует, как по-немецки картофель? Как это странно! А, впрочем, это очень просто...
Сидевшая у окна за работой госпожа Ветчинкина насторожилась.
Откладывать картофель в долгий ящик было нельзя.
-- Очень просто. Дер фруктус.
-- Дер фруктус? -- повторила девочка недоверчиво. -- А как же прежний репетитор по-другому говорил?
-- Сонька, молчи! -- прикрикнула мать. -- Раз господин учитель говорит -- значит, так и есть.
В пять часов госпожа Ветчинкина увела детей обедать, а к Коле Факелову подвинула стриженое существо и сказала:
-- А уж вы пока, господин гимназист-учитель, с Нюшкой посидите. Она у меня все равно особливое ест, так ее и потом покормить можно. Вот игрушками займитесь, либо картинки покажите.
Нюшка сунула ему книгу с картинками и спросила:
-- А это цто?
Раскрыла.
-- А это цто?
На картинке изображены были плавающие утки, к которым из-за кустов подкрадывалась лисица.
-- А это цто? -- приставала Нюшка.
-- А это уточка купается, а лисичка подсматривает, -- чистосердечно пояснил Коля Факелов.
-- А это цто?
-- А это собака. Ведь сама видишь, что же пристаешь?
-- А это цто?
-- А то, что ты -- дура, и убирайся к черту.
Нюшка заревела громко, с визгом. Прибежала мать, не расспрашивая, надавала ей шлепков и тут же извинилась перед Колей:
-- Сама знаю, что их пороть надо, да некому у нас. Супруг-то ведь гусями занимается, недосуг ему.
На другой день, после урока, госпожа Ветчинкина попросила Колю сходить с девочками на рынок купить им сапоги.
-- Мне-то, видите, некогда, а сам-то гусями занимается, вот на вас вся и надежда.
Коля пошел, но очень конфузился на улице и делал вид, что он идет сам по себе.
На следующий день заболела кухарка, а так как хозяин был занят гусями, то Коле пришлось сбегать за крупой и за булками.
Через неделю он нашел в классной комнате еще двух мальчиков, испуганно шаркнувших ему ногами.
-- Э, с этими стесняться нечего! -- успокоила его госпожа Ветчинкина. -- Это -- мужней сестры дети. Свои, стало быть. Покажите им какие-нибудь буквы -- с них и полно будет.
Коля приуныл.
-- Что ж, госпожа Ветчинкина, я с удовольствием, -- говорил он дрожащим голосом, а когда она ушла, сказал ей вслед тихо, но с большим чувством:
-- Чтоб ты лопнула!
И опять объяснял, как он не совсем пришел с импарфе и как окончательно засел с дупоскемпарфе, и все думал:
-- Дотянуть бы только до конца месяца, а там получу пять рублей, и черт мне не брат.
Но черт оказался брат, потому что к концу месяца госпожа Ветчинкина сказала ему, что без мужа платить не может, а вот муж скоро приедет и все заплатит.
Коля смирился, стал совсем тихий и даже забыл, как надо щурить глаз, чтобы показать свое достоинство.
К концу второго месяца приехал хозяин. Вошел во время обеда, когда Коля Факелов, в качестве репетитора, кормил Нюшку особливым супом. Уставился хозяин на Колю и заорал:
-- Эт-то кто, а?
Госпожа Ветчинкина заплакала:
-- Ей-Богу, Иван Трофимович! Верь совести!
Порылась в кармане, вытащила огрызок сахару, кошелек и Колино объявление:
-- Вот они кто. Господин учитель, гимназист.
-- Давай сюда! Мол-чать! -- крикнул хозяин. Схватил бумажку:
-- ...Г. пр. тр. пр. р. ст. др... Вот как? Ладно. Потрудитесь, господин, отсюда удалиться. Здесь честный дом, а что вы эту дуру обошли, за это с вас судом взыщется.
-- Что же это? -- затрепетал Коля. -- Ведь, вы же мне должны...
-- Должны-ы? Так мы еще и должны? В семью втерся, детей супом кормит, а мы же еще ему и плати. Какой тр. пр. нашелся. Вон, чтобы твоего духу тут не было, не то сейчас дворника крикну. Др. тр.! Развратники!
Коля опомнился только на улице и то не на Бармалеевой, а на какой-то совсем незнакомой. Остановился и закричал:
-- Вы -- невежа, вот вы кто! Прямо вам в глаза говорю, что вы невежа! Да-с!
Он прищурил глаз, выпятил грудь, подбоченился и зашагал с достоинством вперед.
-- Да-с! Я еще с вами посчитаюсь! -- подбодрял он себя.
Но душа его не могла подбочениться. Она тихо и горько плакала и понимала, что считаться ни с кем не придется, что его обидели и выгнали и что ушел он окончательно, совсем ушел -- плюскепарфе!


Рано или поздно все закончится и мы все окончательно уйдем, "ПЛЮСКЕПАРФЕ"

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение31.01.2019, 18:35 


13/05/14
476
Ktina
Видно вечером большие книги сейчас никто не читает (просмотрело всего 190 человек).
Тогда может имеет смысл перейти на более мелкие формы, например на рассказы (это очень близко к теме про любимые стихи).
Не знаю, как Вас, а меня иногда(т.е. в некоторых его произведениях) очень поражает творчество А.И. Куприна. В последнее время мне очень нравится его небольшой (на 3 странички) рассказ Леночка. Какая мудрость, мощь, экспрессия и одновременно тихая, тонкая печаль.
Цитата:
А. И. Куприн
Леночка
Проездом из Петербурга в Крым полковник генерального штаба Возницын нарочно остановился на два дня в Москве, где прошли его детство и юность. Говорят, что умные животные, предчувствуя смерть, обходят все знакомые, любимые места в жилье, как бы прощаясь с ними. Близкая смерть не грозила Возницыну, – в свои сорок пять лет он был еще крепким, хорошо сохранившимся мужчиной. Но в его вкусах, чувствах и отношениях к миру совершался какой-то незаметный уклон, ведущий к старости. Сам собою сузился круг радостей и наслаждений, явились оглядка и скептическая недоверчивость во всех поступках, выветрилась бессознательная, бессловесная звериная любовь к природе, заменившись утонченным смакованием красоты, перестала волновать тревожным и острым волнением обаятельная прелесть женщины, а главное, – первый признак душевного увядания! – мысль о собственной смерти стала приходить не с той прежней беззаботной и легкой мимолетностью, с какой она приходила прежде, – точно должен был рано или поздно умереть не сам он, а кто-то другой, по фамилии Возницын, – а в тяжелой, резкой, жестокой, бесповоротной и беспощадной ясности, от которой на ночам холодели волосы на голове и пугливо падало сердце. И вот его потянуло побывать в последний раз на прежних местах, оживить в памяти дорогие, мучительно нежные, обвеянные такой поэтической грустью воспоминания детства, растравить свою душу сладкой болью по ушедшей навеки, невозвратимой чистоте и яркости первых впечатлений жизни.
Когда это читаешь прям мороз по коже...
Но после дальнейшего прочтения настроение улучшается

(Отрывок из рассказа Куприна «Леночка»)

............................................................
Он так и сделал. Два дня он разъезжал по Москве, посещая старые гнезда. Заехал в пансион на Гороховом поле, где когда-то с шести лет воспитывался под руководством классных дам по фребелевской системе. Там все было переделано и перестроено: отделения для мальчиков уже не существовало, но в классных комнатах у девочек по-прежнему приятно и заманчиво пахло свежим лаком ясеневых столов и скамеек и еще чудесным смешанным запахом гостинцев, особенно яблоками, которые, как и прежде, хранились в особом шкафу на ключе. Потом он завернул в кадетский корпус и в военное училище. Побывал он и в Кудрине, в одной домовой церкви, где мальчиком-кадетом он прислуживал в алтаре, подавая кадило и выходя в стихаре со свечою к Евангелию за обедней, но также крал восковые огарки, допивал «теплоту» после причастников и разными гримасами заставлял прыскать смешливого дьякона, за что однажды и был торжественно изгнан из алтаря батюшкой, величественным, тучным старцем, поразительно похожим на запрестольного бога Саваофа. Проходил нарочно мимо всех домов, где когда-то он испытывал первые наивные и полудетские томления любви, заходил во дворы, поднимался по лестницам и почти ничего не узнавал – так все перестроилось и изменилось за целую четверть века. Но с удивлением и с горечью заметил Возницын, что его опустошенная жизнью, очерствелая душа оставалась холодной и неподвижной и не отражала в себе прежней, знакомой печали по прошедшему, такой светлой, тихой, задумчивой и покорной печали…
«Да, да, да, это старость, – повторял он про себя и грустно кивал головою. – Старость, старость, старость… Ничего не поделаешь…»
После Москвы дела заставили его на сутки остановиться в Киеве, а в Одессу он приехал в начале страстной недели. Но на море разыгрался длительный весенний шторм, и Возницын, которого укачивало при самой легкой зыби, не решился садиться на пароход. Только к утру страстной субботы установилась ровная, безветренная погода.
В шесть часов пополудни пароход «Великий князь Алексей» отошел от мола Практической гавани. Возницына никто не провожал, и он был этим очень доволен, потому что терпеть не мог этой всегда немного лицемерной и всегда тягостной комедии прощания, когда бог знает зачем стоишь целых полчаса у борта и напряженно улыбаешься людям, стоящим тоскливо внизу на пристани, выкрикиваешь изредка театральным голосом бесцельные и бессмысленные фразы, точно предназначенные для окружающей публики, шлешь воздушные поцелуи и наконец-то вздохнешь с облегчением, чувствуя, как пароход начинает грузно и медленно отваливать.
Пассажиров в этот день было очень мало, да и то преобладали третьеклассные. В первом классе, кроме Возницына, как ему об этом доложил лакей, ехали только дама с дочерью. «И прекрасно», – подумал офицер с облегчением.
Все обещало спокойное и удобное путешествие. Каюта досталась отличная – большая и светлая, с двумя диванами, стоявшими под прямым углом, и без верхних мест над ними. Море, успокоившееся за ночь после мертвой зыби, еще кипело мелкой частой рябью, но уже не качало. Однако к вечеру на палубе стало свежо.
В эту ночь Возницын спал с открытым иллюминатором, и так крепко, как он уже не спал много месяцев, если не лет. В Евпатории его разбудил грохот паровых лебедок и беготня по палубе. Он быстро умылся, заказал себе чаю и вышел наверх.
Пароход стоял на рейде в полупрозрачном молочно-розовом тумане, пронизанном золотом восходящего солнца. Вдали чуть заметно желтели плоские берега. Море тихо плескалось о борта парохода. Чудесно пахло рыбой, морскими водорослями и смолой. С большого баркаса, приставшего вплотную к «Алексею», перегружали какие-то тюки и бочки. «Майна, вира, вира помалу, стоп!» – звонко раздавались в утреннем чистом воздухе командные слова.
Когда баркас отвалил и пароход тронулся в путь, Возницын спустился в столовую. Странное зрелище ожидало его там. Столы, расставленные вдоль стен большим покоем, были весело и пестро убраны живыми цветами и заставлены пасхальными кушаньями. Зажаренные целиком барашки и индейки поднимали высоко вверх свои безобразные голые черепа на длинных шеях, укрепленных изнутри невидимыми проволочными стержнями. Эти тонкие, загнутые в виде вопросительных знаков шеи колебались и вздрагивали от толчков идущего парохода, и казалось, что какие-то странные, невиданные допотопные животные, вроде бронтозавров или ихтиозавров, как их рисуют на картинах, лежат на больших блюдах, подогнув под себя ноги, и с суетливой и комической осторожностью оглядываются вокруг, пригибая головы книзу. А солнечные лучи круглыми яркими столбами текли из иллюминаторов, золотили местами скатерть, превращали краски пасхальных яиц в пурпур и сапфир и зажигали живыми огнями гиацинты, незабудки, фиалки, лакфиоли, тюльпаны и анютины глазки.
К чаю вышла в салон и единственная дама, ехавшая в первом классе. Возницын мимоходом быстро взглянул на нее. Она была некрасива и немолода, но с хорошо сохранившейся высокой, немного полной фигурой, просто и хорошо одетой в просторный светло-серый сак с шелковым шитьем на воротнике и рукавах. Голову ее покрывал легкий синий, почти прозрачный, газовый шарф. Она одновременно пила чай и читала книжку, вернее всего французскую, как решил Возницын, судя по компактности, небольшому размеру, формату и переплету канареечного цвета.
Что-то страшно знакомое, очень давнишнее мелькнуло Возницыну не так в ее лице, как в повороте шеи и в подъеме век, когда она обернулась на его взгляд. Но это бессознательное впечатление тотчас же рассеялось и забылось.
Скоро стало жарко, и потянуло на палубу. Пассажирка вышла наверх и уселась на скамье, с той стороны, где не было ветра. Она то читала, то, опустив книжку на колени, глядела на море, на кувыркавшихся дельфинов, на дальний красноватый, слоистый и обрывистый берег, покрытый сверху скудной зеленью.
Возницын ходил по палубе, вдоль бортов, огибая рубку первого класса. Один раз, когда он проходил мимо дамы, она опять внимательно посмотрела на него, посмотрела с каким-то вопрошающим любопытством, и опять ему показалось, что они где-то встречались. Мало-помалу это ощущение стало беспокойным и неотвязным. И главное – офицер теперь знал, что и дама испытывает то же самое, что и он. Но память не слушалась его, как он ее ни напрягал.
И вдруг, поравнявшись уже в двадцатый раз с сидевшей дамой, он внезапно, почти неожиданно для самого себя, остановился около нее, приложил пальцы по-военному к фуражке и, чуть звякнув шпорами, произнес:
– Простите мою дерзость… но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или, вернее… что когда-то, очень давно, были знакомы.
........................................
– Леночка большая и Леночка маленькая, – сказал Возницын.
– Нет. Леночка старенькая и Леночка молодая, – возразила спокойно, без горечи, Львова.
Леночка была очень похожа на мать, но рослее и красивее, чем та в свои девические годы. Рыжие волосы матери перешли у нее в цвет каленого ореха с металлическим оттенком, темные брови были тонкого и смелого рисунка, но рот носил чувственный и грубоватый оттенок, хотя был свеж и прелестен.
Девушка заинтересовалась плавучими маяками, и Возницын объяснил ей их устройство и цель. Потом он заговорил о неподвижных маяках, о глубине Черного моря, о водолазных работах, о крушениях пароходов. Он умел прекрасно рассказывать, и девушка слушала его, дыша полуоткрытым ртом, не сводя с него глаз.
А он… чем больше он глядел на нее, тем больше его сердце заволакивалось мягкой и светлой грустью – сострадательной к себе, радостной к ней, к этой новой Леночке, и тихой благодарностью к прежней. Это было именно то самое чувство, которого он так жаждал в Москве, только светлое, почти совсем очищенное от себялюбия.
И когда девушка отошла от них, чтобы посмотреть на Херсонесский монастырь, он взял руку Леночки-старшей и осторожно поцеловал ее.
– Нет, жизнь все-таки мудра, и надо подчиняться ее законам, – сказал он задумчиво. – И кроме того, жизнь прекрасна. Она – вечное воскресение из мертвых. Вот мы уйдем с вами, разрушимся, исчезнем, но из нашего ума, вдохновения и таланта вырастут, как из праха, новая Леночка и новый Коля Возницын… Все связано, все сцеплено. Я уйду, но я же и останусь. Надо только любить жизнь и покоряться ей. Мы все живем вместе – и мертвые и воскресающие.
Он еще раз наклонился, чтобы поцеловать ее руку, а она нежно поцеловала его в сильно серебрящийся висок. И когда они после этого посмотрели друг на друга, то глаза их были влажны и улыбались ласково, устало и печально.
<1910>
после прочтения
Цитата:
глаза их были влажны и улыбались ласково, устало и печально.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение01.02.2019, 01:15 
Аватара пользователя


01/12/11

8634
sqribner48
Грустный рассказ, хоть и запоминающийся своей необычной красотой. Так можно и депрессию спровоцировать. Предлагаю, в качестве контрастного душа, «Историю покойного мистера Элвешема», с которой мне посчастливилось познакомиться в 12-нем возрасте, ещё в СССР (в Израиле я живу с 14). Гарантирую, спать ночью не будете!

 Профиль  
                  
 
 А. Грин. Новогодний праздник отца и маленькой дочери
Сообщение01.02.2019, 09:07 
Аватара пользователя


10/10/18
739
At Home
код: [ скачать ] [ спрятать ]
Используется синтаксис Text
      Александр Степанович Грин. Новогодний праздник отца и маленькой дочери

      I

      В городе Коменвиль, не блещущем чистотой, ни торговой бойкостью, ни всем тем, что являет раздражающий, угловатый блеск больших или же живущих лихорадочно городов, поселился ради тишины и покоя ученый Эгмонд Дрэп.
      Здесь лет пятнадцать назад начал он писать двухтомное ученое исследование.
      Идея этого сочинения овладела им, когда он был еще студентом. Дрэп вел полунищенскую жизнь, отказывал себе во многом, так как не имел состояния; его случайный заработок выражался маленькими цифрами гонорара за мелкие переводы и корреспонденции; все свободное время, тщательно оберегая его, он посвящал своему труду, забывая часто о еде и сне. Постепенно дошел он до того, что не интересовался уже ничем, кроме сочинения и своей дочери Тавинии Дрэп. Она жила у родственников.
      Ей было шесть лет, когда умерла мать. Раз или два в год ее привозила к нему старуха с орлиным носом, смотревшая так, как будто хотела повесить Дрэпа за его нищету и рассеянность, за все те внешние проявления пылающего внутреннего мира, которые видела в образе трубочного пепла и беспорядка, смахивающего на разрушение.
      Год от году беспорядок в тесной квартире Дрэпа увеличивался, принимал затейливые очертания сна или футуристического рисунка со смешением разнородных предметов в противоестественную коллекцию, но увеличивалась также и стопа его рукописи, лежащей в среднем отделении небольшого шкапа. Давно уже терпела она соседство всякого хлама.
      Скомканные носовые платки, сапожные щетки, книги, битая посуда, какие-то рамки и фотографии и много других вещей, покрытых пылью, валялось на широкой полке, среди тетрадей, блокнотов или просто перевязанных бечевкой разнообразных обрывков, на которых в нетерпении разыскать приличную бумагу нервный и рассеянный Дрэп писал свои внезапные озарения.
      Года три назад, как бы опомнясь, он сговорился с женой швейцара: она должна была за некоторую плату раз в день производить уборку квартиры. Но раз Дрэп нашел, что порядок или, вернее, привычное смешение предметов на его письменном столе перешло в уродливую симметрию, благодаря которой он тщетно разыскивал заметки, сделанные на манжетах, прикрытых, для неподвижности, бронзовым массивным орлом, и, уследив, наконец, потерю в корзине с грязным бельем, круто разошелся с наемницей, хлопнув напослед дверью, в ответ чему выслушал запальчивое сомнение в благополучном состоянии своих умственных способностей. После этого Дрэп боролся с жизнью один.

      II

      Смеркалось, когда, надев шляпу и пальто, Дрэп заметил наконец, что долго стоит перед шкапом, усиливаясь вспомнить, что хотел сделать. Ему это удалось, когда он взглянул на телеграмму.
      "Мой дорогой папа, - значилось там, - я буду сегодня в восемь. Целую и крепко прижимаюсь к тебе. Тави". Дрэп вспомнил, что собрался на вокзал.
      Два дня назад была им сунута в шкап мелкая ассигнация, последние его деньги, на которые рассчитывал он взять извозчика, а также купить чего-либо съестного. Но он забыл, куда сунул ее, некстати задумавшись перед тем о тридцать второй главе; об этой же главе думал он и теперь, пока текст телеграммы не разорвал привычные чары. Он увидел милое лицо Тави и засмеялся.
      Теперь все его мысли были о ней. С судорожным нетерпением бросился он искать деньги, погрузив руки во внутренности третьей полки, куда складывал все исписанное.
      Упругие слои бумаги сопротивлялись ему. Быстро осмотрясь, куда сложить все это, Дрэп выдвинул из-под стола сорную корзину и стал втискивать в нее рукописи, иногда останавливаясь, чтобы пробежать случайно мелькнувшую на обнаженной странице фразу или проверить ход мыслей, возникших годы назад в связи с этим трудом.
      Когда Дрэп начинал думать о своей работе или же просто вспоминал ее, ему казалось, что не было совсем в его жизни времени, когда не было бы в его душе или на его столе этой работы. Она родилась, росла, развивалась и жила с ним, как развивается и растет человек. Для него была подобна она радуге, скрытой пока туманом напряженного творчества, или же видел он ее в образе золотой цепи, связывающей берега бездны; еще представлял он ее громом и вихрем, сеющим истину. Он и она были одно.
      Он разыскал ассигнацию, застрявшую в пустой сигарной коробке, взглянул на часы и, увидев, что до восьми осталось всего пять минут, выбежал на улицу.

      III

      Через несколько минут после этого Тави Дрэп была впущена в квартиру отца мрачным швейцаром.
      - Он уехал, барышня, - сказал он, входя вместе с девочкой, синие глаза которой отыскали тень улыбки в бородатом лице, - он уехал и, я думаю, отправился встречать вас. А вы, знаете, выросли.
      - Да, время идет, - согласилась Тави с сознанием, что четырнадцать лет - возраст уже почтенный. На этот раз она приехала одна, как большая, и скромно гордилась этим. Швейцар вышел.
      Девочка вошла в кабинет.
      - Это конюшня, - сказала она, подбирая в горестном изумлении своем какое-нибудь сильное сравнение тому, что увидела. - Или невыметенный амбар. Как ты одинок, папа, труженик мой! А завтра ведь Новый год!
      Вся трепеща от любви и жалости, она сняла свое хорошенькое шелковое пальто, расстегнула и засучила рукава. Через мгновение захлопали и застучали бесчисленные увесистые томы, решительно сброшенные ею в угол отовсюду, где только находила она их в ненадлежащем месте. Была открыта форточка; свежий воздух прозрачной струей потек в накуренную до темноты, нетопленную, сырую комнату.
      Тави разыскала скатерть, спешно перемыла посуду; наконец, затопила камин, набив его туго сорной бумагой, вытащенной из корзины, сором и остатками угля, разысканного на кухне; затем вскипятила кофе. С ней была ее дорожная провизия, и она разложила ее покрасивее на столе. Так хлопоча, улыбалась и напевала она, представляя, как удивится Дрэп, как будет ему приятно и хорошо.
      Между тем, завидев в окне свет, он, подходя к дому, догадался, что его маленькая, добрая Тави уже приехала и ожидает его, что они разминулись. Он вошел неслышно. Она почувствовала, что на ее лицо, закрыв сзади глаза, легли большие, сильные и осторожные руки, и, обернувшись, порывисто обняла его, прижимая к себе и теребя, как ребенка.
      - Папа, ты, - детка мой, измучилась без тебя! - кричала она, пока он гладил и целовал дочь, жадно всматриваясь в это хорошенькое, нервное личико, сияющее ему всей радостью встречи.
      - Боже мой, - сказал он, садясь и снова обнимая ее, - полгода я не видел тебя. Хорошо ли ты ехала?
      - Прекрасно. Прежде всего, меня отпустили одну, поэтому я могла наслаждаться жизнью без воркотни старой Цецилии. Но, представь, мне все-таки пришлось принять массу услуг от посторонних людей. Почему это? Но слушай: ты ничего не видишь?
      - Что же? - сказал, смеясь, Дрэп. - Ну, вижу тебя.
      - А еще?
      - Что такое?
      - Глупый, рассеянный, ученый дикарь, да посмотри же внимательнее!
      Теперь он увидел.
      Стол был опрятно накрыт чистой скатертью, с расставленными на нем приборами; над кофейником вился пар; хлеб, фрукты, сыр и куски стремительно нарезанного паштета являли картину, совершенно не похожую на его обычную манеру есть расхаживая или стоя, с книгой перед глазами. Пол был выметен, и мебель расставлена поуютнее. В камине пылало его случайное топливо.
      - Понимаешь, что надо было торопиться, поэтому все вышло, как яичница, но завтра я возьму все в руки и все будет блестеть.
      Тронутый Дрэп нежно посмотрел на нее, затем взял ее перепачканные руки и похлопал ими одна о другую.
      - Ну, будем теперь выколачивать пыль из тебя. Где же ты взяла дров?
      - Я нашла на кухне немного угля.
      - Вероятно, какие-нибудь крошки.
      - Да, но тут было столько бумаги. В той корзине.
      Дрэп, не понимая еще, пристально посмотрел на нее, смутно встревоженный.
      - В какой корзине, ты говоришь? Под столом?
      - Ну да же! Ужас тут было хламу, но горит он неважно.
      Тогда он вспомнил и понял.

      IV

      Он стал разом седеть, и ему показалось, что наступил внезапный мрак. Не сознавая, что делает, он протянул руку к электрической лампе и повернул выключатель. Это спасло девочку от некоего момента в выражении лица Дрэпа, - выражения, которого она уже не могла бы забыть. Мрак хватил его по лицу и вырвал сердце.
      Несколько мгновений казалось ему, что он неудержимо летит к стене, разбиваясь о ее камень бесконечным ударом.
      - Но, папа, - сказала удивленная девочка, возвращая своей бестрепетной рукой яркое освещение, - неужели ты такой любитель потемок? И где ты так припылил волосы?
      Если Дрэп в эти мгновения не помешался, то лишь благодаря счастливому свежему голосу, рассекшему его состояние нежной чертой. Он посмотрел на Тави. Прижав сложенные руки к щеке, она воззрилась на него с улыбкой и трогательной заботой. Ее светлый внутренний мир был защищен любовью.
      - Хорошо ли тебе, папа? - сказала она. - Я торопилась к твоему приходу, чтобы ты отдохнул. Но отчего ты плачешь? Не плачь, мне горько!
      Дрэп еще пыхтел, разбиваясь и корчась в муках неслышного стона, но сила потрясения перевела в его душу с яркостью дня все краткое удовольствие ребенка видеть его в чистоте и тепле, и он нашел силу заговорить.
      - Да, - сказал он, отнимая от лица руки, - я больше не пролью слез. Это смешно, что есть движения сердца, за которые стоит, может быть, заплатить целой жизнью. Я только теперь понял это. Работая, - а мне понадобится еще лет пять, - я буду вспоминать твое сердце и заботливые твои ручки. Довольно об этом.
      - Ну, вот мы и дома!

      ПРИМЕЧАНИЯ

      Новогодний праздник отца и маленькой дочери. Впервые - "Красная газета", веч. вып., 1922, 30 декабря.
      А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 6. - М.: Правда, 1980
 

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение01.02.2019, 09:49 
Аватара пользователя


03/08/14
1040
Важнее не это
Ktina в сообщении #1373226 писал(а):
Предлагаю, в качестве контрастного душа, «Историю покойного мистера Элвешема»
, с которой мне посчастливилось познакомиться в 12-нем возрасте, ещё в СССР (в Израиле я живу с 14). Гарантирую, спать ночью не будете!
Очень хороший рассказ. Но лично я усну как обычно, абсолютно спокойно. :-)
Мне вот интересно, существовали ли реально люди с описанными в произведении именами в те времена? Не позиционирует ли его Уэллс как документальный рассказ про некоего сумасшедшего?
Если такой сумасшедший реально существовал и реально передал всё своё состояние в наследство мистеру Идену, то что стало со всеми этими огромными деньгами после его (Идена) скорой и неожиданной смерти? :roll:

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение01.02.2019, 18:52 


13/05/14
476
Ktina
Ktina в сообщении #1373226 писал(а):
Грустный рассказ, хоть и запоминающийся своей необычной красотой. Так можно и депрессию спровоцировать.
Рад, что Вам понравилось. И все же хочется сказать: "Да, что Вы? Какая же там депрессия?" Мужчина среднего возраста (третьего критического) "захотел проехать по родным местам", проехал и конечно сильно загрустил, потому что все там давно изменилось. И тут вдруг случайно встретился с женщиной, в которую он когда-то был влюблен. (А Вы рассказ полностью прочитали?)
Там в пропущенном куске текста был описан кусочек жизни юного Возницина и его чистая, юношеская любовь к Леночке старшей, которая в те далекие годы была естественно молодой. Написано, правда, очень тонко и точно, как это свойственно гениальным писателям.
Молодые здоровые люди вряд ли найдут в этом рассказе Куприна что-нибудь грустное. Ведь не зря же великий Куприн писал:
Цитата:
... а главное, – первый признак душевного увядания! – мысль о собственной смерти стала приходить не с той прежней беззаботной и легкой мимолетностью, с какой она приходила прежде, – точно должен был рано или поздно умереть не сам он, а кто-то другой, по фамилии Возницын, <<вот так думают молодые, вставка sqribner48>>
А вот те кому уже за.... думают несколько по-другому. "Я так думаю" (с).
Ну а мне после прочтения этого рассказа грустно за ту добрую, старую, "Россию, которую мы потеряли."
Но спасибо Вам за «Историю покойного мистера Элвешема».
С интересом прочитал. Но как писал AAA1111
AAA1111 в сообщении #1373278 писал(а):
лично я усну как обычно, абсолютно спокойно.
Ничего страшного тут нет и в помине. Очень добротно написанные "Записки сумасшедшего" -- почти по Гоголю. :-)
SergeCpp
Спасибо. А это весь рассказ Грина или только отрывок? И почему Вы его записали в такой несколько неудобной для чтения форме?
А вообще, уважаемые Ktina, AAA1111, SergeCpp чтобы эта прекрасная тема не увяла, дайте еще ссылки(и расскажите о своем впечатлении) на интересные с Вашей точки зрения книги, не обязательно толстые, можно и короткие какие-нибудь вещи... :-)

 Профиль  
                  
 
 
Сообщение01.02.2019, 19:52 
Аватара пользователя


10/10/18
739
At Home
sqribner48 в сообщении #1373414 писал(а):
SergeCpp
Спасибо. А это весь рассказ Грина или только отрывок? И почему Вы его записали в такой несколько неудобной для чтения форме?
Да, это рассказ полностью. Форму я выбрал наиболее подходящую исходному форматированию (абзацные отступы, например). Если можно ещё как иначе — подскажите, пожалуйста.

sqribner48 в сообщении #1373414 писал(а):
...интересные с Вашей точки зрения книги, не обязательно толстые, можно и короткие какие-нибудь вещи...
Для объёмных книг есть отдельная тема, где последней на сейчас — моя достаточно объёмная рецензия.

Для фантастики тоже есть отдельная тема: topic131088.html
Для небольшой социальной фантастики тоже есть тема: topic126789.html
Ещё вроде бы есть темы...

Не хотелось бы смешивать.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение01.02.2019, 20:00 
Аватара пользователя


11/06/12
10390
стихия.вздох.мюсли
sqribner48 в сообщении #1373414 писал(а):
Мужчина среднего возраста (третьего критического)
Что такое третий критический возраст, это конкретный термин? Заодно хотелось бы узнать о первом и втором критическом возрастах в этом контексте. (Ну и о четвёртом и последующих, разумеется. Кароч, если эта последовательность есть в OEIS, просто дайте ссылку, дальше я сам разберусь.)

 Профиль  
                  
 
 
Сообщение01.02.2019, 20:01 
Аватара пользователя


10/10/18
739
At Home
sqribner48
...в такой несколько неудобной для чтения форме?
===

Там вверху этого блока есть ссылки-кнопки, самой правой такой ссылкой-кнопкой — "развернуть". Если JavaScript в настройках браузера (программы просмотра интернета) выключен, то разворачивается само.

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение01.02.2019, 23:19 
Аватара пользователя


01/12/11

8634
sqribner48 в сообщении #1373414 писал(а):
(А Вы рассказ полностью прочитали?)

И сегодня даже повторно.

-- 01.02.2019, 23:21 --

sqribner48 в сообщении #1373414 писал(а):
Мужчина среднего возраста (третьего критического)...

Разве возрастные кризисы не индивидуальны?

 Профиль  
                  
 
 Re: Книга на выходные
Сообщение02.02.2019, 07:31 


21/05/16
4292
Аделаида

(Оффтоп)

SergeCpp в сообщении #1373438 писал(а):
sqribner48
...в такой несколько неудобной для чтения форме?
===

Вы про кнопку Вставка знаете?

 Профиль  
                  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 74 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.

Модератор: Модераторы



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group