Цитата:
Он перебежал, бормоча себе под нос, в другой конец комнаты, распахнул шкаф и вытащил грозного вида духовое ружье. Я наблюдал за консулом с растущей озадаченностью и интересом, хотя и не без некоторой тревоги за собственную безопасность. Он впопыхах заряжал ружье, рассыпая пульки по ковру. Потом пригнулся, засеменил обратно и с нетерпением выглянул в окно из-за занавески. Вскинул ружье, прицелился – и выстрелил. Когда он повернулся и печально покачал головой, а потом отложил ружье в сторону, я с удивлением увидел в его глазах слезы. Он извлек из нагрудного кармана шелковый платок размером с наволочку и выразительно высморкался.
– А, а, а! – восклицал он на разные лады, скорбно тряся головой. – Несчастное́ существо. Но ми должны работа́ть… продолжайте читать, мон ами.
Все утро я переживал о том, что консул совершил убийство на моих глазах или, как минимум, устраивает кровную месть с соседом. Но на четвертый день пальбы я счел это объяснение невразумительным, ну разве что он имеет дело с большой семьей, которая к тому же не в состоянии отстреливаться. Прошла неделя, пока выяснилась истинная причина, и ею оказались коты. В еврейском квартале, как и в других частях города, они плодились бесконтрольно. По улицам бродили сотни. Никому не принадлежащие, никем не пестуемые, они имели жалкий вид: язвы, шерсть в проплешинах, рахитичные ноги и такие исхудалые, в чем только душа теплится. Консул был большим кошатником, в доказательство чего в его квартире жили три здоровых откормленных перса. Поэтому у него сердце кровью обливалось при виде голодающих и хворых мурзиков на крыше дома напротив.
– Я невозможно их всех накормить, – объяснил он мне. – Лучше принести им счастье и пострелять. Легкая смерть, но все равно печаль на душе.
В сущности, он выполнял необходимую и гуманную службу, и с этим согласился бы каждый, кто видел этих несчастных котов. Наши уроки прерывались всякий раз, когда консул бежал к окну, чтобы отправить очередного мурзика в лучший мир. После выстрела наступало короткое молчание в память об ушедшем, после чего месье бурно прочищал нос, трагически вздыхал, и мы снова входили в запутанный лабиринт французских глаголов.
(Дж. Даррелл, "Моя семья и другие звери")
