2014 dxdy logo

Научный форум dxdy

Математика, Физика, Computer Science, Machine Learning, LaTeX, Механика и Техника, Химия,
Биология и Медицина, Экономика и Финансовая Математика, Гуманитарные науки




Начать новую тему Ответить на тему На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.
 
 Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение07.07.2016, 12:09 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Это тема для рецензий на книги, которые стоит прочесть или хотя бы можно читать в здравом рассудке. Разгромных рецензий на лженауку, шарлатанство, графоманию и т.д. здесь не надо, для них есть отдельная тема.

Здесь рецензируются книги на любые темы. Это связано с подозрением, что рецензий будет мало. Если рецензий будет так много, что появится смысл делить их по темам (учебники по математике, учебники по физике, научно-популярные книги и т.д.), позовем модераторов с ножницами.

Организационные вопросы, касающиеся этой темы, обсуждаются здесь.

Несколько слов о том, что и так все понимают, но вдруг найдется кто-нибудь, кто скажет, что нет.

Пожалуйста:

- Несите сюда только рецензии, написанные лично Вами, иначе мы захлебнемся в потоке информации.
- Помните, что тема НЕ про художественные книги, а про учебники, монографии, научпоп и прочий, как сейчас говорят, "нон-фикшн".
- Пишите рецензии хоть сколько-нибудь развернуто, указывая затронутые в книге темы, отмечая ее достоинства и недостатки. "Читайте, отличная книжка!" - это не рецензия.
- Публикуя рецензию, указывайте в начале сообщения жирным шрифтом название и автора книги - для того, чтобы легко было отделять новые рецензии от обсуждения старых, если оно тут появится. Не надо пытаться использовать для этого заголовок сообщения (тот, где написано "Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги") - все давно и прочно натренированы его не читать. За указание ISBN отдельная благодарность.
- Если Вы студент, который хочет высказать свое мнение об учебнике, хорошо подумайте, достаточно ли Вы знаете материал, чтобы судить, как его надо излагать, и достаточно ли Вы прочитали других учебников, чтобы сравнивать. На некомпетентные рецензии возможны жалобы модераторам.

В путь!

(Свою первую рецензию выложу несколько позже. Честно предупреждаю, что лично мои рецензии будут про научпоп или что-то близкое к этому, потому что у меня нет квалификации рецензировать учебники).

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение07.07.2016, 15:26 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


18/09/14
4265
Не пытаясь составить подлинную рецензию, расскажу в достаточно вольной форме о книге, на которую мне хотелось бы обратить внимание старших школьников, будущих студентов физмата. Это
Ю.Г. Павленко. Начала физики, М., «Экзамен» (вышло несколько изданий разных лет).
4-е издание этой книги 2007 года (862 страницы) можно скачать здесь.

Аннотация от издательства: «В основу учебника положены материалы лекций, которые в течение ряда лет читались учащимся физико-математической школы им. А.Н. Колмогорова при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова. В нем подробно изложен теоретический материал по всем темам программы физики средней школы, а также приведены решения более 450 примеров и задач.
Достаточно полно обсуждаются разделы программы, которые, как показала практика преподавания в школе им. А.Н. Колмогорова и приемных экзаменов на естественные факультеты МГУ, наиболее сложны для учащихся.
Цель книги — помочь освоить материал программы, научить активно применять теоретические основы физики как рабочий аппарат, позволяющий решать конкретные задачи, и приобрести уверенность в самостоятельной работе.
Учебник предназначен для учащихся средних школ, лицеев, гимназий, преподавателей и абитуриентов».


Кстати, слово «учебник» было вынесено и на обложку 2-го издания (2005). Всё же, по-моему, эта книга — не учебник. В том смысле, что начинать изучение школьного курса физики именно по этой книге вряд ли имеет смысл. Но это прекрасное учебное пособие, которое можно (и рекомендуется) использовать для углублённого изучения школьной физики. Отчасти его можно использовать и как справочник, поскольку оно покрывает практически весь школьный курс физики. А кроме того содержит множество дополнительного или просто смежного материала.
Хочу сразу предупредить: не стоит пытаться использовать эту книгу для подготовки к ЕГЭ. Для этого есть другие пособия, составленные именно как «тренажёры» для подготовки к ЕГЭ. Цель этой книги другая: обеспечить продвинутого школьника большим количеством дополнительного материала, приучить его к решению задач разного рода (не только тестово-экзаменационных), познакомить до некоторой степени с результатами современных исследований. Последней цели посвящена, в частности, отдельная глава «Космические исследования» и ещё ряд пунктов в других главах.

Перечислю вначале методические «плюсы» данной книги:
• «лекционный» способ подачи материала, подразумевающий активное использование обучающих задач. Практически ни один параграф пособия не обходится без иллюстративных примеров или задач, разбор которых позволяет сразу же усвоить поглубже только что рассмотренный материал
• наличие отступлений от сухого стиля учебника в виде дополнительной информации об истории развития науки или техники (что позволяет читателю иногда несколько расслабиться, но не в ущерб содержательности чтения)
• более органичное соединение астрономии с физикой, чем в традиционном школьном учебнике. В наиболее популярном учебнике физики Г.Я. Мякишева к концу курса физики просто дописана небольшая глава «Астрономия», в пособии же Павленко астрономия рассматривается в основном вместе с механикой, в части I
• методические рекомендации читателю — наличие таких пунктов как «4.5 Общий метод решения задач по теме “Законы Ньютона”» (в части I), «3.7 Общий метод решения задач по теме “Газовые законы” и “Процессы”» (в части II), «2.3 Правила расчёта схем, содержащих резисторы, конденсаторы и источники напряжения» (в части IV)
• грамотное математическое введение. Часть I — «Механика» — начинается с главы «Элементы математического анализа», где сжато рассмотрены операции над векторами (в том числе операция векторного умножения, отсутствующая в школьной программе, но полезная физику), разобраны понятия производной и интеграла. В первом дополнении к книге рассмотрены темы «Прямая и плоскость в пространстве», а также «Элементарные дифференциальные уравнения»
• выделение в отдельную большую тему механики сплошных сред (часть III данной книги)
К методическим «минусам» я бы отнёс нестройность структуры книги: вначале идёт основной текст пособия, затем ряд дополнений: к части I («Механика»), к части II («Молекулярная физика, Термодинамика»), к части III («Механика сплошных сред») и т.д. Общий объём дополнений составляет приблизительно четверть объёма книги. Впрочем, при выборочным чтении пособия этот недостаток структуры книги большой роли не играет.

Теперь о содержании. Точнее о том, что можно найти в данной книге, но чего нет или почти нет в школьном учебнике. Это такие вопросы как центр масс системы частиц и твёрдого тела, движение тела переменной массы, элементы небесной механики, знакомство с силами инерции, поверхностное натяжение, капиллярные явления, механические свойства твёрдых тел, простейшие уравнения гидродинамики, различные характеристики звука, теорема Гаусса (электростатика), проводники и диэлектрики в электрическом поле, закон Био — Савара — Лапласа, сверхпроводимость, эффект Доплера... И ещё многие дополнительные и смежные вопросы: космические исследования, осмотическое давление, парниковый эффект, метаболизм, теплоотдача организма, перегретая жидкость, паровые двигатели, холодильная машина, взрыв, музыкальные звуки, радуга и глория, полупроводниковые приборы, применения лазеров, ЯМР и многое, многое другое.

В общем, уважаемые школьники, рекомендую вам присмотреться к этой книге. Надеюсь, среди вас найдётся немало таких, кому она могла бы по-настоящему понравиться.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение08.07.2016, 21:45 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Автор: Оливер Сакс
Название: Человек, который принял жену за шляпу, Антрополог на Марсе (две книги)
Жанр: научно-популярная литература
Область: нейропсихология

Книги Оливера Сакса. Невыдуманные истории врача-невролога о людях, которых изменила болезнь. О страшных чудесах нашего мозга.

Эти истории поражают. Не только экзотичностью, хотя человек, который в буквальном смысле принял жену за шляпу – это тоже круто. Поражают тем, насколько обнажаются в них глубинные пласты человеческой природы. Философы веками бесплодно спорили, насколько личность образуется памятью о прошлом, а насколько может обойтись без нее. А потом были описаны люди с синдромом Корсакова.

– Какой сейчас год, мистер Г.? – спросил я, скрывая замешательство за небрежным тоном.
– Ясное дело, сорок пятый. А что? – ответил он и продолжил: – Мы победили в войне, Рузвельт умер, Трумэн в президентах. Славные времена на подходе.
– А вам, Джимми, – сколько, стало быть, вам лет?
Он поколебался секунду, словно подсчитывая.
– Вроде девятнадцать. В следующем году будет двадцать.
Я поглядел на сидевшего передо мной седого мужчину, и у меня возникло искушение, которого я до сих пор не могу себе простить. Сделанное мной было бы верхом жестокости, будь у Джимми хоть малейший шанс это запомнить.
– Вот, – я протянул ему зеркало. – Взгляните и скажите, что вы видите. Кто на вас оттуда смотрит, девятнадцатилетний юноша?
Он вдруг посерел и изо всех сил вцепился в подлокотники кресла.
– Господи, что происходит? Что со мной? Это сон, кошмар? Я сошел с ума? Это шутка? – в панике суетился он.
– Джимми, Джимми, успокойтесь, – пытался я поправить дело. – Вышла ошибка. Не волнуйтесь. Идите сюда! – Я подвел его к окну. – Смотрите, какой прекрасный день. Вон ребята играют в бейсбол.
Краска вернулась к нему на лицо, он улыбнулся, и я тихо вышел из комнаты, унося с собой зловещее зеркало.
Пару минут спустя я вернулся. Джимми все еще стоял у окна, с удовольствием разглядывая играющих. Он встретил меня радостной улыбкой.
– Привет, док! – сказал он. – Отличное утро. Хотите поговорить со мной? Куда садиться? – На его открытом, искреннем лице не было и тени узнавания.
– А мы с вами нигде не встречались? – спросил я как бы мимоходом.
– Да вроде нет. Экая бородища! Док, уж вас-то я бы не забыл!


Он не способен удержать в памяти прожитый день, накопить и осмыслить новый опыт, поддержать долгий разговор, написать письмо. Он все время возвращается к началу, сбрасывается в ноль. Временами он кажется зациклившейся машиной.

– Как вы считаете, есть у Джимми душа? – спросил я однажды наших сестер-монахинь.
Они рассердились на мой вопрос, но поняли, почему я его задаю.
– Понаблюдайте за ним в нашей церкви, – сказали они мне, – и тогда уж судите.
Я последовал их совету, и увиденное глубоко взволновало меня. Я разглядел в Джимми глубину и внимание, к которым до сих пор считал его неспособным.


А вот близнецы-аутисты, которые, кажется, видят числа. Как ландшафт. Они не вычисляют, они просто окидывают взглядом пейзаж и находят нужную горку. Например – шестизначное простое число. Вот так запросто. Кто из увлеченных математикой школьников не любовался этим сверкающим лабиринтом, не подружился со всеми простыми числами хотя бы до сотни? Что-то божественное есть в том, что $78$ - это $2 \times 3\times 13$. Просто и красиво. Это сияние влекло Эйлера и Ферма, Рамануджана и Харди. Близнецам Джону и Майклу выписан странный пропуск в этот мир. Очень странный и однобокий пропуск. Вычисления даются им поразительно плохо, в полном соответствии с их коэффициентом умственного развития, равным 60. Складывают и вычитают они с ошибками, а умножения и деления вообще не понимают. Что же это такое – счетчики, не умеющие считать, не владеющие элементарной арифметикой?!

А вот, знакомьтесь, Ребекка. С абстрактным мышлением у нее очень плохо. Очень. Ей невозможно, наверное, объяснить, что такое числитель и знаменатель. Но об очень сложных вещах она может размышлять и говорить на языке символа, метафоры. «Я как живой ковер. Мне нужен узор, композиция. Без композиции я рассыпаюсь на части»

Клинический опыт, как ни цинично это прозвучит, бесценен. Он обнажает то, что трудно вытащить самыми изощренными экспериментами. Как описал мой хороший знакомый, сам страдающий МДП, свой опыт волонтерской работы: «как будто с человеческого мозга сняли крышку и все пружины с шестеренками отчетливо видны, они просто торчат в разные стороны. Я многое понял о людях после этой работы».

Понять – вот чего добивается Сакс. Не только (и не столько) ради истины, сколько ради самого больного. Ради того, чтобы хоть как-то ему помочь.

Понять человека, устроенного не так как ты. Почувствовать, как воспринимает себя человек, через пару минут забывающий о каждом событии; человек, у которого нарушено узнавание предметов, и он действительно принимает жену за шляпу – притом, что у него сохранный, и высокий, интеллект; человек, не умеющий говорить, читать и решать элементарные задачи, но рисунком передающий и чувство, и призыв. Неплохо для мира, в котором люди не дают себе труда попытаться понять своего оппонента в споре? Христианство учит любви. Но никакого сердца не хватит любить всех, да и нужна, если уж по-честному, человеку любовь со стороны чужих, посторонних ему людей примерно как рыбе зонтик. Понимания – вот чего не хватает в мире. Понимания и стремления понять.

В психиатрии всегда существовало два направления – психологическое и физиологическое. Попытаться понять, что происходит в душе больного, или разбираться с процессами в его организме? Оба подхода вредны, когда доведены до крайности. Попытки понять человека с органической патологией памяти, мышления или чувств без знания основ этой патологии, без умения отделить «не хочет» от «не может», здоровой реакции от проявления болезни приведут лишь к заблуждениям, мучениям и ложным надеждам. Человек, у которого поражены речевые центры, не заговорит. Никогда. Хоть в лепешку разбейся, вызывая его на разговор. И наоборот, больной синдромом Туретта просто не может вести себя спокойно и сдержанно, и его чувства к собеседнику тут ни при чем. Тут вообще все ни при чем, кроме болезни. Чисто физиологический, обезличенный подход тоже опасен. Он приведет к тому, что живого, чувствующего (пусть непривычно), мыслящего (пусть странно) человека спишут, как отработанный материал. Стандартными тестами установят поражение важных функций, констатируют, что лечение невозможно (если бы существовали таблетки от аутизма и амнезии, мир стал бы счастливее, а Оливер Сакс не писал бы книг) – и запрут на веки вечные. Сдадут в архив. «Мы обращаем слишком много внимания на дефекты наших пациентов и слишком мало – на сохранившиеся способности»– пишет Сакс.

Сакс избегает крайностей. Он говорит о самоощущении больного – и тут же об эпилептической активности в височных отделах коры. Он изучает болезнь, и он же изучает личность. Он выжимает из медицинских процедур все, что они могут дать – а остальное принимает как данность и ищет диалог с человеком, исходя из этой данности.
Понять, что пощадила в человеке болезнь. Пробиться к этому. Использовать то, чем она его наградила – общеизвестно, что компенсация иногда достигает поразительных результатов. Так, Эмили Д., не различавшая интонаций, научилась выявлять ложь по построению фраз – лучше здоровых людей, различающих те самые интонации. Умственно отсталый Мартин А. помнил все двести две церковные кантаты Баха – и руководил местным церковным хором. Это пение было в его жизни островком осмысленности, сотрудничества, причастности к чему-то большему, чем он сам. «Мне надо в церковь, – повторил он с каким-то яростным чувством – иначе я умру».

Собрать все, что сохранилось. Взять все, что было подарено. Снизить, по возможности, нагрузку на то, что было отнято. И изваять из этого рецепт максимально счастливой жизни из всех возможных в данных конкретных условиях – вот чем, помимо собственно неврологии, занимается Сакс. Это называется казенным словом «реабилитация». Мы все стартуем с разных позиций, жизнь, к сожалению, не спорт. Кто-то родился в развитой стране, а кто-то – в банановой республике. Кто-то в культурной столице, а кто-то в еще языческими богами забытой деревушке. Одного родители воспитали уверенным в себе и оптимистичным, другой получил роскошный букет страхов и комплексов. А у третьего вообще не было родителей, от него отказались еще в роддоме.
Кто-то родился здоровым.
Кому-то не повезло.

Мы все стартуем с разных позиций, но стремимся, по сути, к одному – к максимально счастливой жизни из всех возможных в данных конкретных условиях. Разница только в том, что здоровый человек сам способен выбирать пути – и сам несет ответственность за свой выбор. «Делай, и будет. Что будет? – Что сделаешь, то и будет».
Человек с тяжелой неврологической патологией обычно не способен организовать свою жизнь без посторонней помощи. Ему нужно помочь найти тропинку к его кусочку счастья, быть может, маленькому, но – его… Позаботиться. А для этого прежде всего – понять.

Хорошо, что среди нас есть те, кто учит пониманию. Как Оливер Сакс.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение08.07.2016, 23:12 
Заслуженный участник


06/07/11
5627
кран.набрать.грамота
:shock:
С вашим литературным талантом впору свои книги писать, а не чужие рецензировать.

(Оффтоп)

Не пробовали, кстати?

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение08.07.2016, 23:29 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062

(Оффтоп)

Спасибо.
Я пишу стихи. Изредка - малую прозу. Замысел первой вещи в крупной прозе вызревает мучительно медленно, но я надеюсь, что...
В общем, я люблю писать. И хвастаться.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение17.07.2016, 21:15 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Автор: Д. Иванов
Название: Виртуализация общества
Жанр: исследование
Область: общественные науки

В книге дается взгляд с высоты птичьего полета на общество конца XX в. (книга написана в 2000 г.). Затрагиваются политика, экономика, институт семьи, наука (лучше бы не затрагивалась), искусство. Везде автор достаточно убедительно прослеживает один и тот же тренд: виртуализацию, подмену объекта его образом (товара – брендом, политического курса – имиджем, денег – долговым обязательством, и т.д.).

В целом, это плохая книга, и я не могу рекомендовать ее к прочтению. Тем не менее, в ней есть интересные моменты: удачно определено понятие виртуальности, виртуализация красиво увязана с постмодернизмом, убедительно показаны многие тренды, приведена любопытная статистика и т.д. Поэтому я не могу с легким сердцем выбросить ее в мусорную корзину и опубликовать эту рецензию в разделе «Не вздумайте читать этот бред». Для тех, кто доверяет моему умению отделять зерна от плевел, сообщаю, что выбранные из этой книги зерна я собрал в конспекте «Виртуализация общества – лучшее».

Брызги желчи, или почему полный текст книги портит настроение

(Показать)

Г-н Иванов позволяет себе, во-первых, наглое и примитивное вранье или же вопиющее невежество (на выбор), а во-вторых, паралогизмы, неприличные для умного школьника. Уже на первых страницах книги читаем:

«Сегодня создается ничуть не больше интеллектуальной продукции или знания, чем в Античности или Средневековье. Картина мира каждой эпохи строится из конечного числа моделей, приводящих имеющиеся факты в удобную систему объяснений. Геоцентрическая модель Птолемея позволяет рассчитывать видимое положение планет ничуть не хуже, чем гелиоцентрические модели Коперника и Галилея; доклады Римскому клубу дают примерно такие же прогнозы о будущем человечества, что и средневековые пророчества о Страшном суде; классификации элементарных частиц в XX в. столь же многочисленны и сложны и в той же степени связаны с опытными данными, что и классификации ангелов и демонов в веке XV. В настоящее время больше физики и меньше демонологии, тогда как пятьсот лет назад соотношение было обратным, но по общему числу моделей эпохи принципиально не различаются. Принципиальная разница заключается в ином - сейчас неизмеримо больше коммуникаций. Тиражирование (не путать с созданием) интеллектуального продукта, передача сведений о нем посредством печатных изданий, телеграфа, радио, телевидения, лекций и семинаров в рамках системы всеобщего образования, а теперь еще и сети Internet - вот что коренным образом отличает современное общество как информационное. И за словом "информация" кроется именно коммуникация, а не знание. Наблюдая современных политиков, биржевых брокеров, журналистов и их аудиторию, нетрудно заметить: более информированный человек - это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большем числе коммуникаций».

Модель Коперника действительно предсказывала движение планет не лучше модели Птолемея, зато модель Кеплера (интересно, Иванов Дмитрий Владиславович (р. 1967), кандидат социологических наук, сотрудник кафедры теории и истории социологии Санкт-Петербургского государственного университета, знает, кто такой Кеплер?) – существенно лучше. Пассаж о степени связи классификаций элементарных частиц с опытными данными хочется оставить без комментариев. Таковы, как говаривал классик, случаи так называемого вранья. По ведомству паралогизмов тут вот что: автор, никого не спросив и не предупредив, подменяет понятие «знание» на «базовые, мировоззренческие идеи, формирующие в общих чертах картину мира». Их действительно во все эпохи мало и не может быть много (оставим за бортом вопрос, что нынешние куда лучше отвечают реальности, чем прежние). Но ведь знание – это не только «все состоит из элементарных частиц, которые, по сути, кванты соответствующих полей». Все, что мы знаем о материи, не сводится к этой фразе. Научным знанием являются многочисленные подробности, изложенные в многочисленных учебниках, монографиях, статьях. В Средние века наличие чахлых 500 томов обеспечивало библиотеке место в числе крупнейших библиотек Европы. Сейчас библиотека рядового НИИ насчитывает больше томов научной литературы – чем заполнены эти тома, если не научным знанием?Далее, весь приведенный пассаж изрекается Ивановым в качестве критики описанных в литературе моделей «информационного общества», в частности, идеи, что информация станет главной экономической ценностью. Между тем экономическую ценность представляют не доклады Римскому клубу и не легенды о Страшном Суде. Ценность представляет информация политическая – чтобы знать, откуда дует ветер и что сейчас выгодно говорить; экономическая – чтобы знать, во что вкладываться, а во что не стоит; юридическая – чтобы знать свои права и обязанности; психологическая – чтобы уметь вести себя с людьми и с самим собой выгодным образом; медицинская – чтобы сохранить свое здоровье, и т.п. Одним словом, экономическую ценность представляет информация, позволяющая выбирать выгодные модели поведения. Информация, составляющая профессиональную квалификацию, также имеет экономическую ценность – ибо только в некоторых странах профессор получает меньше штукатура, а в некоторых других работник ценится тем выше, чем выше его квалификация. Говорить, что той и другой информации сейчас столько же, сколько в Средневековье, можно только вследствие феерической слепоты.

В общем, в книге хватает рассуждений такого же качества, незачем цитировать и опровергать их все. Заметим только, что сложившаяся в гуманитарном знании добрая традиция нести дикую чушь по поводу методологии науки имеет в лице г-на Иванова своего достойного продолжателя.

Далее, г-н Иванов демонстрирует изумительный подход к цитированию.

«Если разобраться в теоретическом смысле расхожего понятия "информационное общество" и проанализировать то, что действительно происходит в обществе рубежа веков, то можно прийти к парадоксальному выводу: внедрение в жизнь человека так называемых "информационных технологий" скорее удаляет нас от того информационного общества, о котором писали Д. Белл, А. Турен, Э. Тоффлер, П. Дракер, 3. Бжезински, Й. Масуда и др [Bell D. The coming of post-industrial society. N.Y., 1973; Touraine A. La societe postindustrielle. Paris, 1969; Brzezinski Z. Between two ages: America's role in the technetronic era. N. Y., 1970;Toffler A. The third wave. N. Y., 1980; Drucker P. Post-capitalist society. N. Y., 1993; Masuda Y. Information society as post-industrial society. N. Y" 1982.].
Обобщая все написанное социологами и футурологами в 60-90-е гг. XX в. по поводу информационного общества, можно следующим образом представить базовые черты этого типа социальной организации:
1) Определяющим фактором общественной жизни в целом является научное знание. Оно вытесняет труд (ручной и механизированный) в его роли фактора стоимости товаров и услуг. Экономические и социальные функции капитала переходят к информации. Как следствие, ядром социальной организации, главным социальным институтом становится университет как центр производства, переработки и накопления знания. Промышленная корпорация теряет главенствующую роль;
2) Уровень знаний, а не собственность, становится определяющим фактором социальной дифференциации. Деление на "имущих" и "неимущих" приобретает принципиально новый характер: привилегированный слой образуют информированные, в ту пору как неинформированные - это "новые бедные".
Соответственно, очаг социальных конфликтов перемещается из экономической сферы в сферу культуры. Результатом борьбы и разрешения конфликтов является развитие новых и упадок старых социальных институтов;
3) Инфраструктурой информационного общества является новая "интеллектуальная", а не "механическая" техника. Социальная организация и информационные технологии образуют "симбиоз". Общество вступает в "технетронную эру", когда социальные процессы становятся программируемыми.
Такого рода информационное общество нигде не состоялось, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриальной эпохи налицо: преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во "вторичном" и рост доли "третичного" сектора экономики, тотальная компьютеризация и т.п. Университет не заменил промышленную корпорацию в качестве базового института "нового общества", скорее академическое знание было инкорпорировано в процесс капиталистического производства. Общество сейчас мало походит на целостную программируемую систему институтов. Оно, по признанию того же Рена, больше похоже на мозаичное поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ.
Прогнозы теоретиков информационного общества оказались несостоятельны в первую очередь потому, что их авторы отождествляют информацию и знание».


Вообще говоря, совершенно не обязательно было «обобщать» в одну кучу сразу столько исследователей. Упомянутый Тоффлер в «Третьей волне» решительно ничего из вышеперечисленного не говорил. И уж тем более он не высказывал этой выглядящей очевидной глупостью мысли, что «общество станет системой программируемых институтов». Напротив, он именно констатировал, что общество чем дальше, тем больше превращается в «мозаичное поле дебатов и конфликтов», считая разнообразие, дезинтеграцию, децентрализацию базовой характеристикой Третьей волны. Так что ссылка на Тоффлера здесь, мягко говоря, неуместна. Зато г-н Иванов «забывает» сослаться на Тоффлера, со вкусом обсуждая следующие тенденции:
- дробление общества на меньшинства;
- нарастающее многообразие семейных и сексуальных отношений;
- переход к гибкому графику работы, обеспеченный современными технологиями (минимизирующими потребность в присутствии работника на специально отведенном рабочем месте в специально отведенные часы).
Видимо, предполагается, что эти подробно расписанные в «Третьей Волне» (1980 г.!) явления впервые отмечены лично г-ном Ивановым.

Т.е. следите за руками: г-н Иванов приписывает Тоффлеру то, чего тот не писал, говорит, что Тоффлер ошибался, снисходительно объясняет причину этой ошибки и в рассказе о том, «как все на самом деле», повторяет наблюдения Тоффлера без ссылок (что в исследовательской монографии – а не в учебнике – можно расценивать как приписывание этих наблюдений себе). Пожалуй, демонстрируемая г-ном Ивановым в этой книге корректность цитирования сравнима только с демонстрируемым там же уровнем рассуждений.


Что в этой книге все-таки хорошего

Хорошее в ней есть. Во-первых, она написана ясным и легким языком, без злоупотребления терминологией. Мысль автора, пусть местами более чем спорная, почти везде выражена отчетливо и ясно. Книга имеет четкую структуру. Автор дает общую характеристику эпохе модерна, которую можно отождествить с тоффлеровской эпохой Второй Волны, и современной эпохе постмодерна. Он дает удачное определение понятию виртуальности и показывает его связь с выделенными чертами эпохи постмодерна и постмодернизмом как идеологией. Иванов берет пять важнейших компонентов жизни общества – политику, экономику, науку (вот за это он лучше бы не брался), искусство, институт семьи – обрисовывает их структуру в эпоху модерна и показывает ее эволюцию в эпоху постмодерна, которая удивительным образом обнаруживает общую закономерность: замену предмета его образом, или виртуализацию. Получается стройная и красивая схема, вполне согласующаяся с наблюдением (Иванов дает ссылки на некоторую статистику). Модель выходит интересная и полезная, и с ней стоит ознакомиться каждому, кто интересуется взглядом на общество «с высоты птичьего полета», историософией, футурологией и чем там еще.

Резюме

Обычно, предлагая читателям свой конспект, я испытываю некоторую неловкость. Кто я, в самом деле, такой, чтобы подменять своими выжимками такие шедевры, как «Третья волна» или «Сумма технологии», мешая читателю насладиться всеми оттенками авторской мысли и блеском ее изложения. Оправданием мне может служить только предлагаемая экономия времени – знаю как минимум одного человека, который не решался взяться за «Третью волну» ввиду ее объема (700 страниц), прочел вместо нее мой конспект и очень этим доволен.

Но в случае книжки «Виртуализация общества» я не только с чистой совестью предлагаю, но и категорически рекомендую НЕ читать полный текст и заменить его чтением моего конспекта, который вместе с другими конспектами можно найти по ссылке https://yadi.sk/d/ePvOOP-xmMRQG. Таким путем можно ознакомиться с действительно интересными идеями и фактами, изложенными в этой книге, не тратя нейроны на преодоление обильно представленного в ней безумия.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение06.08.2016, 13:08 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


03/06/08
2147
МО
Пару слов о книге В.Ф. Панова "Современная математика и ее творцы".
Озадачен. По какому принципу сделана выборка? Где проведен раздел, в т.ч. по времени?
Самое большое недоумение вызывает отсутствие Софуса Ли. Вся первая половина XX века может быть названа эпохой Ли, просто по числу упоминаний групп Ли.
Так что же автор считает математикой вообще?
Может быть, это потому что Ли жил в XIX веке, но ведь даже Лобачевский и Больаи упомянуты.
Значимость вклада дореволюционных российских математиков имхо преувеличена. Кроме Эйлера и Чебышева.
Эйлер, кстати, как раз не упомянут, но это, видимо, временной срез так прошел. А вот почему не упомянут Г.Ф. Вороной - ?
По конкретным разделам тоже странный выбор.
Например, в разделе "Алгебраическая геометрия" не упоминаются итальянцы (Кастельнуово и Ко).
В разделе "Дифференциальные уравнения" нет ни О.А. Ладыженской, ни Л.В. Овсянникова.
ВТФ с Таниямой и Уайльсом автор счет нужным отметить, а Ленгледса нет. Ну и т.д.
Приведенные данные по отобранным разделам довольно поверхностные, даже в Википедии можно почерпнуть существенно более.
Короче, к прочтению рекомендуется оглавление. Ну и, иметь в виду, что есть и другие математики :)

 Профиль  
                  
 
 Небольшой комментарий
Сообщение07.08.2016, 07:11 


14/04/16
37

(Оффтоп)

Больаи... это уже третья вариация его фамилии, которую я встречаю. Зашел на педивикию, и тут выясняется, что он ещё и: Больяй, Бойаи, Бояи, Бояй и даже Болье...
пианист в сообщении #1142385 писал(а):
Самое большое недоумение вызывает отсутствие Софуса Ли
Ли есть в первой части (описан скромно, однако), может поэтому Панов решил его не добавлять, хотя меня это тоже удивило.
пианист в сообщении #1142385 писал(а):
Может быть, это потому что Ли жил в XIX веке, но ведь даже Лобачевский и Больаи упомянуты.
А они, как ни странно, упоминаются в обеих книгах, да и вообще совпадений много. Может, даже не совсем корректно называть первую книгу первой частью.
пианист в сообщении #1142385 писал(а):
не упомянут Г.Ф. Вороной... не упоминаются итальянцы (Кастельнуово и Ко).... нет ни О.А. Ладыженской, ни Л.В. Овсянникова... Ленгледса нет. Ну и т.д.
Как я понял, автор стремился уложиться в 650 страниц (первая книга тоже 650), посему урезал. Правда, есть в книге вещи, которые куда менее важны, чем упомянутые личности, поэтому, соглашусь, выбор странный. Я и сам бы еще добавил много математиков. (особенно в топологию, она меня несколько разочаровала... хотя, понятное дело, ведь это моя родная область, так сказать).
пианист в сообщении #1142385 писал(а):
Приведенные данные по отобранным разделам довольно поверхностные
Как сказано в аннотации, цель книги изложить все в "доступной форме", так что немудрено.

(Оффтоп)

И, кстати, все, упомянутые вами, пропущенные математики (кроме, к сожалению, Овсянникова) есть в ещё не готовой книге Прасолова (Ленгледса тоже пока нет, но математики выписываются по дате рождения, Прасолов остановился на 1925, думаю, потом добавит). Да и вообще там полно имен, правда очерки очень короткие, в этом плане её действительно можно читать по оглавлению :D. Вообщем, рекомендую ознакомиться и с ней. Книг по всей истории современной математики ― раз, два и обчелся. (правда книга Прасолова не только по современной)

А вообще, конечно, любая книга, ставящая цель кратко что-то описать, не сможет удовлетворить искушенного читателя (уж тем более, на такую масштабную тему, как история математики).

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение08.08.2016, 13:29 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Автор: Арнхильд Лаувенг
Название: Завтра я всегда бывала львом, Бесполезен как роза (две книги)
Жанр: исследование, автобиография.
Область: психиатрия.

«Как-то раз у меня выдалась беспокойная ночь. Голоса орали. Капитан орал. Это вынуждало меня царапать себя, бить, колотить кулаками куда попало… Я начала биться о стены, об окна, обо все что угодно, кидаясь на что придется, только бы спастись от этого ужаса. Я рвала на себе волосы, чтобы проделать в голове дырку, через которую мой хаос мог бы вырваться наружу, раздирала себе ногтями грудь, чтобы проткнуть дырку между ребрами, через которую я могла бы вырвать из груди чудовище, грызущее мое сердце… И два человека удерживали меня, пока я так буйствовала. Сиделка, которую я очень полюбила, и мой доктор. Они держали меня час за часом, всю ночь напролет. Я знаю, что эти люди не бросили меня, они были рядом и не оставили меня сражаться в одиночестве. И я знаю, что, несмотря на то, что была уже ночь, а я не оставляла попыток покалечить себя, они ни разу не попытались сделать что-то, что причинило бы мне боль. Они не злились. Они не прибегали к жестким приемам…
Какой бы крик ни поднимали мои голоса, как бы ни орал на меня Капитан, как бы ни швыряло меня об стенки и об пол от невыносимого презрения к самой себе, я все равно слышала то, что говорили мне ее, моего доктора, руки: ты достойна того, чтобы с тобой обращались бережно»
.

Это написала Арнхильд Лаувенг, десять лет проболевшая шизофренией. Настоящей шизофренией – с галлюцинациями, расстройством мышления и голосами в голове, кричавшими «убей себя или умрут все твои близкие». И она пыталась себя убить.

Она выздоровела. И стала психологом. И сама теперь работает с душевнобольными. Если бы я встретил такой сюжет в романе, то сказал бы, что это шитая белыми нитками выдумка. Оказалось, что нет ничего невероятнее жизни.

Арнхильд написала две прекрасные автобиографические книги о своем опыте болезни и выздоровления – «Завтра я всегда бывала львом» и «Бесполезен как роза». От них невозможно оторваться, хотя, будь я слабее нервами, местами мне было бы непросто их читать.

Завораживающее повествование о разуме, шаг за шагом соскальзывающем в пропасть. «Я продолжала вести дневник и писать о себе в третьем лице – «она». Это приводило меня в смятение. Если «она» - это я, то кто же тогда о «ней» пишет? … В один прекрасный вечер у меня окончательно опустились руки, и я заменила все «я» на неизвестную величину «Х». У меня было чувство, что я больше не существую, что не осталось ничего, кроме хаоса, и я уже ничего не знала – ни кто я такая, ни что собой представляю, ни существую ли я вообще… Когда я ощутила полный распад своей идентичности и окончательную победу психоза… я записала в дневнике буквально следующее: «Х больше не может ничего поделать. Х не имеет ни малейшего представления о том, что Х представляет собой, Х больше не в силах об этом думать. Х думает, что Х пойдет в спальню, чтобы уложить У (объектный падеж) спать».
…. Я стала меньше спать и начала меньше есть… И тут появился Капитан. В первый раз это произошло, когда я писала дневник. Я взялась за него усталая и внезапно обнаружила, что предложения заканчиваются у меня не так, как я задумывала. Я испугалась и написала: «Кто заканчивает за меня предложения?». Он ответил: «Это я».
История борьбы, в которую Арнхильд вступила еще девочкой, школьницей – долгих мучительных лет борьбы за выздоровление, за мечту стать психологом, за возвращение себя себе. Никто не верил, что у нее получится. Ее учили «принять свой диагноз». А когда не учили, то лгали в лицо. Женщине с весом за 100 кг говорили, что она ни капельки не толстая. Пенсионеру, который заболел, не закончив и среднюю школу, говорили, что он сможет, обязательно сможет стать врачом. И вот эти люди тем же самым тоном говорили ей: «Арнхильд, ты поступаешь в университет? Разумеется, ты можешь попробовать».

Она все чувствовала. Она была больна, это верно, но не слепа. Работающие с душевнобольными иногда забывают, что это не младенцы, не имбецилы. Это люди, которые многое понимают и чувствуют не хуже, чем здоровые. Хотя многое, конечно, иначе. Арнхильд описывает, как смешивала конкретное и метафорическое: если у нее не было настроения «тянуться вверх» (работать над собой), то она не желала и тянуться вверх на гимнастике («для меня это было равносильно лжи»). С обезоруживающей простотой и обыденностью она говорит о том, что на сухом языке учебников называется бредом особого смысла: самым обычным словам и действиям больной приписывает смысл, отвечающий его навязчивым идеям. Однажды санитарка, собирающая по палатам одежду, зашла в палату Арнхильд с охапкой мужской одежды, но, услышав сигнал тревоги, бросила ее на пол и убежала. В охапке были кроссовки с длинными шнурками, и Арнхильд поняла это так, что санитарка просит ее повеситься. Девушка расстроилась, ведь сегодня у нее не было никакого настроения причинять себе вред, но если человек просит… В общем, петлю из этих шнурков она вязала нарочито медленно, в надежде, что санитарка передумает. А когда та, вернувшись, застала пациентку за этим полезным занятием и рассердилась, Арнхильд не могла понять, как же так: она же только уступила просьбе, причем без всякого своего желания, из симпатии к хорошему человеку.

В ее искаженном, изуродованном болезнью мире любые впечатления были труднопереносимы. «У меня начинали болеть глаза от обилия впечатлений, полученных за время пятнадцатиминутной прогулки по тихим дорожкам парка». Арнхильд часто неправильно понимала происходящее, пугалась и очень изматывалась. В мире было не на что опереться, все было зыбко и безнадежно. Иногда она наносила себе повреждения, чтобы только убедиться, что еще может как-то влиять на происходящие в ее жизни события.

При таком тяжелом состоянии легко понять, почему в ее психике часто видели лишь набор симптомов, записывая в них самые здоровые проявления. Арнхильд всегда мечтала стать психологом – еще когда была здорова. Ей объяснили, что это симптом: она идентифицирует себя со своим психотерапевтом. Когда она поспорила с санитаркой, является ли апельсин цитрусовым, и, сказав «я возьму словарь», пошла к книжной полке, санитарка нажала тревожную кнопку и объявила, что Арнхильд пыталась дотянуться до лампочки, чтобы разбить ее и порезаться. Так девушка получила карцер за то, что хотела просто взять словарь.

В этих книгах немыслимо много боли. Боли, тоски, отчаяния, одиночества. Все – кроме сестры и мамы – сбросили ее со счетов, никто не верил, что она выздоровеет. «Когда я училась в университете, мы пользовались учебником психиатрии Даля, Эйтингера, Мальта и Реттерстоля (Dahl, Eitinger, Malt og Retterst 1. L rebok i psykiatri). В нем рассказывается о ряде крупных европейских исследований, посвященных течению болезни у больных шизофренией. Данные различных исследований сильно отличаются друг от друга, но в среднем одна треть больных полностью или частично излечивается, другая треть ведет относительно благополучное существование, хотя какие-то симптомы у них по-прежнему остаются и они нуждаются в помощи медицинских учреждений, а еще одна треть продолжает долго и мучительно бороться с проявлениями болезни. Если бы мне сказали это в то время вместо того, чтобы сообщить, что «шизофрения – это хроническая болезнь»! Тогда бы я сразу получила надежду, что могу попасть в ту треть, которая выздоровела, и хотя в самые черные периоды я бы, наверно, не могла всегда сохранять эту веру, но все же у меня было бы больше надежды, и это укрепляло бы мою упрямую мечту, которая меня никогда не покидала, что я, в конце концов, справлюсь с болезнью». Но еще там много благодарности и тепла. К тем, кто был заботлив, внимателен, терпелив. Кто продолжал работать и работать с ней, хотя не было заметно никакого прогресса. К тем, кто сумел разглядеть в ней не набор симптомов, а усталую, измученную девочку, которая любит дождь не потому, что больна, а просто потому, что она его любит. «В одну из первых встреч с нею я сидела в своей палате и плакала. За первую неделю моего пребывания в отделении мы уже несколько раз с ней беседовали и успели немного познакомиться. Она не назначала мне определенного часа, а просто заглядывала ко мне в палату, проходя мимо по каким-то важным делам. Помню, как я удивилась, когда она вдруг задержалась около меня и спросила, что случилась, почему я плачу. Хотя я болела не так уж давно, она все же поразила меня нормальностью своей реакции. В этом отделении слезы, как правило, анализировали, истолковывали и делали на их основании медицинские выводы, и совсем не часто на них реагировали простым вопросом: «Что случилось?». Уж не знаю, что заставило меня честно ответить на ее вопрос. Может быть, ее заботливая непосредственность застала меня врасплох, может быть, я так тосковала, что мне было не до того, чтобы скрытничать, может быть, причиной были мои семнадцать лет, но я ответила, что за окном идет дождь. Конечно, это она и сама видела, и все-таки я сказала, что люблю гулять под дождем. Мне нравится ощущать, как мне на кожу сыплются бесчисленные капли, потому что я чувствую тогда, что живу, я люблю звуки и запахи дождя. Дождик дает мне почувствовать себя живой почти с той же силой, как порез на руке, который доказывает мне, что во мне течет живая кровь. Дождь — важная часть моей души. Но, к сожалению, сиделки, дежурившие в тот день, не придавали дождю такого значения, как я. По их мнению, погода в этот день была отвратительная, и остальные пациенты были с этим согласны. Ни у кого не было охоты выходить на прогулку. А я, раньше всегда выходившая гулять под дождем, впервые в жизни осталась взаперти, как наказанная. Дождик барабанил по стеклам, но открыть окно было невозможно, и дверь была заперта на замок. Мне оставалось только плакать. Разумеется, я не сумела объяснить доктору всего, что рассказала здесь, но сказанного было все же достаточно для того, чтобы она меня поняла. Она спросила, обещаю ли я ее не подвести, и взяла с меня честное-пречестное слово, что я обязательно вернусь, если она отпустит меня погулять. Само собой, я это пообещала. Если она сделает для меня такое доброе дело, то и я не подведу ее и никуда не убегу: я решила, что убежать еще успею как-нибудь в другой раз, но не сейчас, когда она сделала мне такую поблажку! Перед тем, как отпустить меня, она, конечно же, задала мне еще несколько вопросов, убедившись, что я не покалечу себя, что прогулка под дождем не усугубит мою грусть, что на прогулку я собралась не потому, что меня позвали какие-нибудь голоса. Затем она сказала сиделкам, чтобы те меня выпустили погулять, и спросила, не требуется ли мне непромокаемая одежда. Ее заботливость была мне очень приятна, но еще больше порадовало, что она, хотя и была врачом, с пониманием отнеслась к моему желанию промокнуть до нитки. Она только улыбнулась и пожелала хорошенько насладиться прогулкой. И я таки насладилась!».

Арнхильд исполнила свою детскую мечту – она стала психологом. Помогая психически больным, она помнит все, что пережила, и поэтому может читать неведомые нам языки и знаки. И догадаться о чем-то даже по их отсутствию. И не совершить некоторых ошибок. «Мне нельзя было ни с кем разговаривать. Нельзя ни помотать головой, ни кивнуть, нельзя ничего. И нельзя было ничего есть, потому что еда – это тоже какое-то взаимодействие с окружающим миром, а потому это запрещено. Мне и в голову не приходило ответить отказом… Голоса говорили мне, что если я буду продолжать в том же духе, то умрет кто-нибудь из моих близких или случиться какая-нибудь катастрофа, вроде лесного пожара или наводнения, а если я буду слушаться, то все будет хорошо. Такое уже бывало в моей жизни, и я по опыту знала, что если я сделаю все, как они приказывают, никто у меня не умрет. Вот я и сидела на кровати. Сидела молча, очень голодная, не имея возможности поделиться своими мыслями и взглянуть на ситуацию под каким-то другим углом зрения. Это было тотальное одиночество.
Я знала, что ночная дежурная придет с проверкой посмотреть, встала ли я вовремя, и потребует, чтобы я позавтракала. Я не знала, кто сегодня дежурил, и только надеялась, что сегодня будет кто-нибудь из добрых сиделок. Иногда они сердито говорили со мной, когда я не слушалась, и это повергало меня в уныние. Я ведь очень хотела быть хорошей, но всем сразу ведь не угодишь, а поскольку сиделки не грозились никого убить, то их требования не были для меня приоритетными. Когда я отказывалась сотрудничать, они иногда волоком тащили меня за стол и насильно держали на стуле, заставляя смотреть на еду. Это было для меня еще мучительней, особенно если я до того уже несколько дней голодала, потому что мне очень хотелось есть, но я все равно помнила, что есть нельзя. Уж лучше было голодать, чем добиться, чтобы по моей вине кто-то умер. Так что я бы и рада была объяснить, что веду тебя так не из упрямства, а только потому, что хочу поступить правильно, однако объяснить это было невозможно, потому что мне нельзя было разговаривать. Но даже в те периоды, когда мне было можно общаться с окружающими, я из осторожности старалась не распространяться насчет моих голосов, если только не была уверена в человеке на все сто процентов. Ведь если бы я рассказала им, какая я нехорошая и что на самом деле я заслуживаю всяческих наказаний, люди могли решить, что мои голоса правы, и начали бы заодно с ними мучить меня. Этим я не хотела рисковать. Окружающий мир был таким непонятным, и, видя, что, как бы я ни поступила, хорошего ожидать нечего, я старалась молча перетерпеть, пока беда не минует. Вот и в это утро я встала вовремя, привела себя в порядок, застелила кровать, надеясь таким образом хотя бы задобрить ночную дежурную.
Заслышав в коридоре приближающиеся шаги, я почувствовала, как у меня от страха подвело живот. Хотя меня нередко выволакивали из палаты, это всегда заставало меня врасплох. Туг в дверь постучали, в щель просунулось улыбающееся лицо, и я услышала приветливое «С добрым утром!» У меня отлегло от сердца, едва я увидела знакомую дежурную. Она была добрая, по-настоящему добрая. Сегодня она была такая же, как всегда. Она говорила со мной дружелюбно, хотя я ей не отвечала. Она позвала меня идти завтракать, я, разумеется, снова ничего не ответила. Она сказала, что, если я захочу побыть с ней, мы можем вместе позавтракать в столовой только вдвоем, и сказала, что, если мне так будет спокойнее, я могу взять с собой мишку (обыкновенно это не разрешалось). Она пока приготовит мне бутерброды, с желтым сыром (она знала, что я его люблю), еще будет апельсиновый сок: «Хочешь соку?» Она протянула мне руку приглашающим жестом, как бы желая помочь мне встать с кровати, но я не дала ей руку. И она не стала меня трогать, не потянула за собой, не стала ругаться. Только подождала немножко и спросила, точно ли я решила не ходить на завтрак? Ответа не было. Я не могла ни ответить ей словом, ни помотать головой, ни хотя бы взглядом показать, что я еще жива. Я сидела на одеяле неподвижная, как бревно. Но я слышала, что она говорит. Перед тем как выйти за дверь, она сказала, что пробудет здесь еще полчаса, и, если я передумаю, надо только постучать ей в дверь дежурки. Затем она вышла, тихо затворив за собой дверь, и я осталась одна. Мне ужасно хотелось, если бы только это было возможно, сказать ей спасибо или позавтракать, чтобы она могла написать в своем отчете, что ей удалось уговорить меня поесть. Мне так хотелось сделать что-то для нее в благодарность за ее приветливое обращение. Но я не могла. Даже спустя неделю, когда я снова заговорила, я ничего не смогла с этим поделать. Я так и не поблагодарила ее. Но за моим сжатыми губами и пустыми глазами во мне еще долго жило чувство радости и благодарности за те мгновения, что она провела со мной в комнате. В этот печальный день она зажгла во мне радость, и эта радость продолжала меня согревать несколько часов.
«До нее не достучаться, как будто там стена», — говорим мы часто о тяжело больных людях. Я много раз слышала это и в бытность свою пациенткой, и став психологом. Часто это говорится с чувством бессилия и безнадежности. «Не стоит даже пытаться, мы уже пробовали, но, когда она в таком состоянии, все напрасно. Остается только махнуть рукой». Однако на самом деле мы ведь не можем знать, что проникло сквозь стену. Мы регистрируем только ответные реакции или отсутствие реакций. Как в то утро, когда я ни на что не отзывалась, не реагировала. От меня не шло ответной реакции. Но я слышала, воспринимала услышанное, и меня это затронуло».


Арнхильд принесла нам записанное собственной кровью знание с Той Стороны. Кем мы станем, если пренебрежем этим знанием?..

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение03.09.2016, 17:14 


05/02/13
132
Автор: Вахания Н. Н., Тариеладзе В. И., Чобанян С. А.
Название: Вероятностные распределения в банаховых пространствах
Жанр: монография
Область: теория вероятностей, функциональный анализ

В электронном виде достаточно легко найти эту монографию армянско-грузинского коллектива математиков, которая была издана издательством Наука в 1985 году. В аннотации к ней было указано, что она посвящена систематическому изложению методов теории вероятностей в банаховых пространствах. Поскольку в Союзе Советских Социалистических Республик ничего не знали ни о бизнесе, ни о рекламных трюках, подобные слова просто обязаны быть правдой. И, действительно, в данной работе последовательно описываются все заявленные методы.

Сначала авторы приводят вспомогательные определения и утверждения из общей теории меры, а затем уже вводят понятие случайного элемента в некотором банаховом пространстве $X$. Они не обходят стороной и обобщения основных стандартных вероятностных характеристик случайных величин: математического ожидания, дисперсии (аналогом, вообще говоря, является некоторый симметричный положительно определённый оператор $R:X^\ast \to X^{\ast\ast}$ и характеристического функционала.

Большое внимание они уделяют проблеме независимости случайных элементов (как попарной, так и в совокупности), а также рассматривают некоторые специальные случайные ряды, составленные из независимых случайных элементов. Кроме этого, они пытаются дать топологическое описание характеристических функционалов, т. е. описать последние в терминах непрерывности.

Очень полезным дополнением к монографии является то, что каждый параграф там завершается упражнениями на темы, разобранные в этом параграфе.

Я нахожу эту книгу достаточно полезной не только для тех, кто интересуется более глубокой теорией вероятностей, но и для тех, кто уже изучал её какое-то время, если последний хочет получше понять природу случайной величины, используя аксиоматику Колмогорова.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение28.12.2016, 01:03 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Автор: В. И. Буганов
Название: Петр Великий и его время
Жанр: научно-популярная литература
Область: история России

В школьных учебниках истории, если не ошибаюсь, эпохе Петра отводится один-два параграфа. Человеку, который любит свою страну и хочет знать ее историю, этого, конечно, мало. С другой стороны, читать пудовые фолианты, написанные зубодробительным языком и пестрящие ссылками – тоже удовольствие маленькое. Научно-популярная книжка объемом чуть менее двухсот страниц является здесь золотой серединой. Тем более что Google услужливо подсказывает, что автор в 1994 г. стал членкором РАН по отделению истории. С выходными данными книги тоже все хорошо – издательство «Наука», 1989 г., и, как водится, кандидат и доктор в рецензентах, академик в редакторах серии. То есть мы совершенно точно имеем дело не с графоманским опусом, которых на исторические темы накалякано предостаточно, а именно с научно-популярной книгой, отражающей официальную позицию позднесоветской исторической науки.

Трудно, конечно, надеяться, что эта позиция полностью свободна от идеологических рамок, но и кричащей агиткой книга тоже не выглядит. Некоторую настороженность вызывают разве что фрагменты, посвященные внешней политике Петра: ни одно действие не названо ошибочным, зато много оказалось «мудрых», «дальновидных», «осторожных» и т.д., а дипломатические неудачи, которых было немало, все до одной объясняются происками внешних врагов. Я готов поверить, что Петр и его стратеги были талантливыми политиками, но чтобы в бурной внешней политике России того времени не нашлось ни одного решения, которое можно было бы назвать ошибкой – в это трудно верится просто потому, что errare humanum est. Впрочем, читая про «происки европейских дворов» (это цитата), не стоит бросаться и в огульное отрицание: ясно, что в Европе не ждали с распростертыми объятиями новую мощную державу, и антироссийские союзы и интриги действительно были. В конце концов, представление о советских историках как о сплошь мифотворцах на службе идеологии само идеологический миф, а рецепт чтения исторических текстов стандартен: обращать больше внимания на факты и меньше – на оценки. Факты же, характеризующие эпоху Петра, достаточно красноречивы. Столь красноречивы, что трудно было бы говорить об их тенденциозной подборке даже при очень большом желании.

Со спокойной, не переходящей в экзальтацию гордостью автор пишет о военных победах (но подробно рассказывает и о военных неудачах – первый Азовский поход, Нарвская конфузия, Прутский поход), о строительстве «с нуля» сильнейшего на Балтике флота (не забудем и о черноморском, сыгравшем свою роль в отношениях с Турцией). С ошеломляющими цифрами в руках описывает гигантский скачок, сделанный промышленностью (например, когда Петр принимал страну, в ней было двадцать мануфактур, а когда оставил ее – двести). Говорит о создании регулярной армии, офицерских школах, Академии наук, обширных петровских реформах, дает численность населения тогдашней России по сословиям, и т.д. Места ему хватает даже на то, чтобы отследить сменявшие друг друга варианты некоторых важных указов. И хотя исчерпывающе описать почти три тысячи принятых Петром законов было бы невозможно, можно верить, что самые важные преобразования упомянуты. При этом автор предостерегает от впадения в чрезмерное упрощение – что, мол, ничего европейского в России до Петра не было. Нет, отдельные заимствования начались уже при Алексее Михайловиче и продолжались всеми его преемниками до царевны Софьи включительно. Были и полки иноземного строя, и мода на европейскую одежду при дворе (отдельные смельчаки даже брили бороду, что церковью категорически не одобрялось), и "немецкая слобода" из приглашенных иноземных мастеров. Однако Петр придал этим заимствованиям небывалый, несравнимый масштаб: не отдельные полки – а создание регулярной полевой армии численностью 130 тыс. человек, не мода на европейский внешний вид, а принуждение к нему, и так далее. Автор предостерегает и от распространенного мнения, что Петр, мол, просто не любил ничего русского и ни во что не ставил собственный народ. Против такого мнения говорит, например, такой простой факт: в начале 1720-х гг. Петр полностью отказался от услуг офицеров-иноземцев. К этому времени у него выросли свои офицерские кадры, выученные в основанных им школах и закаленные на полях Северной войны.

Описывая громадные петровские преобразования, автор не собирается скрывать, какой страшной ценой они достигались. Он прямо и неоднократно говорит, что на грандиозных царских стройках тысячи людей погибали от нехватки самого необходимого – еды, жилья, теплой одежды. Говорит он и о непосильных податях, выбиваемых из народа плетью, о массовом бегстве крестьян и о жестоких наказаниях для беглых и их укрывателей. Отдельная глава книги посвящена многочисленным народным восстаниям эпохи Петра, в том числе крупнейшему из них – крестьянской войне под предводительством К. Булавина. Общую оценку, которую автор дает деятельности Петра, можно суммировать так. Государь стремился сделать Россию мощной державой с выходом к морям, военным флотом, сильной армией, развитой промышленностью, активным внешнеторговым балансом и т.д. (всего этого Петр, кстати, добился). И на этом пути он не жалел себя и еще меньше – своих подданных. Добавлю от себя, что вплоть до середины XX в. найти в мировой истории правителя, жалевшего «податные сословия», вообще непросто, а совершавшего при этом большие дела – непросто вдвойне, втройне и в квадрате. Так что, рассуждая о жестокости Петра, нелишне помнить и, например, об Оливере Кромвеле, грузившем нищих и бездомных на корабли и без суда и следствия отправлявшем их на каторгу в Австралию.

В целом личные качества и частная жизнь Петра в книге обсуждаются мало. Упоминаются многие его достоинства, как-то: ум, невероятная работоспособность, храбрость (царь не просто возглавлял военные походы, но и лично участвовал в боях), умение ценить человека за его качества, а не за титул, нетерпимость к коррупции, доходившая до ненависти, и т.д. Есть и не столь лестные характеристики: упоминается, что царь был деспотичен, скор на гнев, который порой «принимал дикие, необузданные формы» (что имелось в виду, не уточняется, но можно предположить, что рукоприкладство или неоправданно жестокие наказания) и, как уже упоминалось, жесток к подданным. Есть глава про жизнь Петра до вступления на престол и еще одна про трагические отношения с царевичем Алексеем (ну уж историю, приведшую к гибели наследника в застенках, невозможно было не осветить). Из остальных событий личной жизни государя упомянуты лишь самые крупные: развод с первой женой, женитьба на Екатерине, болезнь, смерть. Книга в гораздо большей степени написана про государственную деятельность Петра, чем про его частную жизнь. И лично мне это очень нравится: никогда не понимал биографий, где автор дотошно выясняет, когда именно будущий великий человек впервые сидел на горшке, и с умилением этот процесс описывает.

Заканчивается книга широко известным, и, наверное, правильным выводом. Петр сделал для России невероятно много, и едва ли было возможно сделать больше, оставаясь по мировоззрению убежденным абсолютистом и крепостником. Оставаясь же им, будущий, а потом действующий император не только не изменил царившего в России крепостнического строя, но и всеми силами охранял его. В то время как даже в абсолютистской Франции, не говоря о Голландии и фактически отменившей крепостное право в XIV в. Англии, крестьяне были лично свободны, в России почти половину податного населения составляли крепостные. На огромных русских заводах, с которых в Европу экспортировался металл, большую часть рабочих составляли не свободные, пусть и голодные, горожане, а приписные крестьяне и отходники из помещичьих крепостных, с позволения барина пришедшие в город заработать на подати и оброк. Так Россия в очередной раз пошла «особым путем», и на инерции этого крепостнического мышления катилась еще век, а потом полвека пережевывала необходимость все-таки что-то изменить. Но это история уже совсем другой эпохи.

Это наша история. Как и всякая история – густо замешанная на крови, выпестованная неимоверным трудом миллионного простонародья, не оставившего потомкам своих имен. Эта строительная масса была отлита в форму смелых и талантливых управленческих решений, среди которых, как и всегда, не было и не могло быть идеальных, а преобладали жестокие – тоже как и всегда. В этой эпохе есть чему ужасаться и есть чем гордиться, но более всего есть чему удивляться. Это наша история. Говоря «наша», я подразумеваю людей, которые искренне считают, что с правопреемницей петровской державы их связывает нечто большее, чем бумажка, которую поэт доставал из широких штанин. И вот им, если им еще не случилось прочесть что-нибудь об удивительном правлении «царя-плотника», я рекомендую эту книгу.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение20.02.2017, 18:48 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Авторы: Е. Коути, Н. Харса
Название: Суеверия викторианской Англии
Жанр: научно-популярная литература
Область: фольклористика

Первый вопрос, который задаешь себе, взяв в руки научно-популярную книгу – кто такой автор и надо ли исходить из предположения, что он разбирается в своем предмете. Биографию Екатерины (Кэтрин) Коути мне удалось найти, сведения об образовании оставляют благоприятное впечатление. Кто такая Наталья Харса, мне выяснить не удалось. В пользу авторов говорит спокойный, без «срывания покровов» тон, англоязычный список литературы на шести страницах и некоторые другие признаки, так что, думаю, книгу можно читать спокойно. А она стоит того, чтобы ее прочесть.

Большая часть книги посвящена приметам и обрядам, пронизывающим, как и положено, всю жизнь, от крупных событий – рождение ребенка, свадьба, похороны – до самых бытовых и рутинных дел. Многие из них оставляют ощущение «всегда знал, что я викторианец». Предвещающая приход гостей упавшая ложка, рождественские колядки, гадание на суженого с зеркалом и свечой… Даже поиск семян (правда, не цветов) папоротника на Иванов день и блинное объедательство перед Великим постом, и названия одинаковые: у нас – Масленица, у них – Жирный вторник. Как ни крути, европейская культура есть европейская, славяне мы там или англосаксы. За бьющей в глаза экзотикой следовало бы отправиться куда-нибудь в Тропическую Африку. Однако знакомых нам по собственной культуре примет и обрядов в книге все же меньшинство, поэтому читать ее интересно. Есть среди них и довольно яркие; кто бы мог подумать, например, что носить в кармане щепку от виселицы – к здоровью?

Авторы справедливо полагают, что бытовые суеверия неотделимы от быта, поэтому из книги можно получить представление о повседневной жизни разных слоев населения: чем питались, где жили, сколько работали и т.д. Среди называемых авторами фактов есть как вошедшие в школьные учебники (например, бесстыдная эксплуатация детского труда), так и малоизвестные, в том числе развеивающие некоторые мифы (так, в среднем 30, а кое-где и 50 процентов невест тогда выходили замуж беременными; такие цифры, конечно, обеспечивали крестьянки, далекие от ханжества высших классов).

Отдельного упоминания заслуживает глава о медицине. К суевериям авторы относят не только народную медицину, но заодно уж и официальную, что в ту эпоху бессмысленных и беспощадных кровопусканий, в общем-то, справедливо. Та и другая радуют безмерно. Среди приведенных «народных средств» глотание живого паука – еще не самая жесть. Официальная не отстает: как средство от онанизма (вызывающего, как тогдашним докторам было доподлинно известно, импотенцию, запоры и дрожь в руках, «возможны эпилепсия и сумасшествие») было весьма популярно электрическое кольцо на член, бившее током при наступлении эрекции – ну не прелесть ли? Через строчку хочется удовлетворенно сказать: «Хороший тамада, и конкурсы интересные».

К сожалению, авторы мало внимания уделяют населявшим Британские острова магическим существам – всласть рассказано только о ведьмах и призраках. Фейри упоминаются постоянно, но лишь в контексте связанных с ними обрядов («не рви любимый цветок фейри», «посыпь еду солью от фейри»). Что это за существа, чем они занимаются в свободное от похищения детей время, делятся ли они на какие-нибудь виды, откуда они взялись и как вписаны в христианское мировоззрение – ничего этого в книге нет (разве что упоминаются брауни – местная разновидность домовых). Если бы я не знал, что фейри маленькие и живут в холмах, из книги я этого, пожалуй, не почерпнул бы. Видимо, авторы полагают, что фейри и без того всем хорошо известны (что, мягко говоря, не так).

Авторы горячо защищают суеверных крестьян, говоря, что они всего лишь объясняли мир на доступном им уровне и цеплялись за суеверия как за хоть какой-то источник уверенности в завтрашнем дне. Все это так, но обширный паноптикум суеверий служит прекрасной иллюстрацией и к другому тезису: человек по своей природе больше склонен к магическому мышлению, чем к рациональному, и может веками использовать неработающие алгоритмы, убеждая себя, что они работают. По-моему, это прекрасная прививка от бытующих мифов о «народной мудрости».

Книга написана прекрасным живым языком, подшефные суеверия авторы комментируют с мягким юмором (кроме тех, где юмор совсем уж неуместен, как с обычаем мучить подменышей, чтобы фейри забрали их обратно, стоившем здоровья и жизни многим «неправильным» младенцам). Дополнительный приятный бонус – начинаешь видеть отсылки к фольклору во многих образцах британской литературы, от Диккенса и Шекспира до современного подросткового фэнтези. В общем, книга интересная и достойная, при этом читается настолько легко и приятно, что у меня проходила в категории «чтение в постели после рабочего дня». С удовольствием ее рекомендую.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение09.03.2017, 04:56 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
Автор: Э. Кандель
Название: Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX в. до наших дней
Жанр: научно-популярная литература
Область: нейропсихология, искусствоведение

Книгу нейробиолога (нобелевского лауреата!) с таким названием, конечно, невозможно было не купить. Но, как выяснилось, название книги слабо отражает ее содержание.

Действительно, «поиски бессознательного в искусстве с начала XX в. до наших дней» здесь ограничиваются тремя художниками (Густав Климт, Эгон Шиле, Оскар Кокошка) и одним писателем (Артур Шницлер). Едва полслова сказано об абстракционизме, хотя Кандинский прямо утверждал в своих теоретических штудиях, что «содержанием абстрактной картины является внутренний мир художника». Совсем ничего – о сюрреализме, который, между прочим, устами бретоновского кружка провозгласил единственной целью сюрреалиста высвобождение бессознательного и единственным приемом сюрреалиста – автоматическое письмо (как хорошо, что художники – кто тихо, кто громко – саботировали эту декларацию; у нас не было бы Дали, если бы он бездумно водил по бумаге карандашом, как испорченный самописец). Ни звука о «психоделической революции», представителей которой на жаргоне так и именуют «психонавтами». Я перечисляю даже не очевидное, а декларативное, заявленное в программных манифестах. Не надо страдать синдромом поиска глубокого смысла, чтобы классифицировать как выразителей бессознательного и Пикассо, и Кафку, и многих, многих других. В том числе так называемых современных художников, которые, бесспорно, занимаются высвобождением бессознательного, ведь, судя по их перформансам и инсталляциям, в сознание ни разу не приходили.

Нейробиологическую часть книги тоже трудно подверстать под «поиски бессознательного». Она включает пять глав про зрительное восприятие, несколько про эмоции (в том числе одну – про нейроэстетику) и несколько про творчество. Если сузить термин «бессознательное» до «неосознаваемые источники эмоций и мотиваций», то трудно объяснить, зачем тут целых пять глав про переработку зрительной информации. Если же понимать его как «любые неосознаваемые психические процессы», то нужно было бы также написать про все восприятие целиком (не только зрительное), мышление, память, научение, и так далее, и тому подобное. Почти все психические процессы не осознаваемы, поэтому писать пришлось бы учебник по общей нейропсихологии. Десятитомный.

Совершенно очевидно, что о поисках бессознательного в искусстве всего одержимого интроспекцией двадцатого века Кандель говорить не намеревается. Он намеревается говорить о таких поисках в творчестве любимых им художников предгрозовой Вены. И в нейробиологии он хочет говорить не о бессознательном как таковом, а о нейробиологии живописи. Зрительное восприятие, эмоции, творчество – все главные компоненты названы, цепочка выстроена четко. А заголовок – просто заголовок, броский, емкий, должно быть, литературный агент настоял. Гораздо более точным названием было бы «венский модерн и нейробиология живописи». Но книгу под таким названием купило бы меньше людей (я, например, не купил бы – и, наверное, зря, потому что книга хорошая). Как говорится, ничего личного, только бизнес.

Книга довольно четко распадается на три части (хотя сам автор делит ее на пять), оставляя на стыках две-три главы, принадлежность которых можно интерпретировать по-разному. Первая часть (около трети объема книги) посвящена интеллектуальной жизни Вены рубежа XIX-XX вв. С гордостью и любовью (родился в Вене в 1929 г.!) автор погружает читателя в этот бурлящий интеллектуальный котел, где в одном рукопожатии друг от друга находились Фрейд, Климт и Иоганн Штраус-младший. Столица огромной империи, привлекающая интеллектуалов со всего света и уже пропитанная воздухом революций. Здесь не побоялись заявить, что искусство должно быть правдиво, а не прекрасно, и что правдивость его – не в реализме, а в выразительности. Здесь сделали радикальный вывод, что фотография обессмыслила реализм и надо искать иные выразительные средства – и их искали. Можно представить себе лица обывателей, взирающих на первые опыты экспрессионизма, и восторг молодых художников, ослепленных открывшимися горизонтами и не понимающих пока, что чем больше выходишь из канонов и рамок, тем больше требуется мастерства, чтобы сотворить что-то достойное. Здесь ничего не боятся ставить с ног на голову – ни инструменты и роль искусства, ни вековые представления о человеческой природе (Фрейд). Здесь пока вопрос о природе искусства и природе человека – самый насущный и волнующий, потому что еще не грянули залпы Первой мировой, которая исторгнет из хрупких мальчишеских тел сорок миллионов литров человеческой крови – Ниагарскому водопаду этого хватило бы на целый день. Дети, полагающие, что игры продлятся вечно. Вальс на гребне волны, готовой обрушиться. Прелюдия странному и страшному веку. Эта часть книги, написанная с видимым наслаждением, с наслаждением и читается.

В богатой идеями Вене вызревала и та, что дала название книге – идея о скрытых механизмах и импульсах человеческой психики, о бессознательном. Мечта заглянуть под свод черепа и хорошенько рассмотреть, какие колесики там вращаются. Автор убедительно демонстрирует, как его любимые художники (числом три) и писатели (Шницлер лично) исследовали темы человеческой сексуальности, агрессии, страха. Много рассказывает он о молодости Фрейда – не только о первых шагах психоанализа, но и о его ранних нейробиологических исследованиях. И через Фрейда и Брейера, через главы про истоки психологии, нейробиологии и научной психиатрии, автор подводит читателя ко второй – нейробиологической – части своей книги.

Эта часть, занимающая около половины книги, представляет собой научно-популярную книжку про мозг, и – возьму на себя смелость это произнести – не самую лучшую. Смешно было бы сомневаться в компетентности автора, но «хороший специалист» еще не значит «хороший популяризатор». Здесь над автором довлеют навыки написания научных текстов. Например, в научных текстах почитается максима «если не может рассказать, в чем здесь суть, упомяни и дай ссылку». В научно-популярных же, на мой взгляд, должна соблюдаться совсем другая максима: «если не может рассказать, в чем здесь суть, лучше вообще не упоминай». В результате по книге там и сям разбросаны приводящие в замешательство кусочки информации, которые только мешают увязыванию в общую (пусть ограниченную) картину более подробно изложенных сведений. Некоторые важные схемы изложены недостаточно ясно: например, у Канделя получается, что мозг сначала определяет положение объекта в пространстве, а потом выделяет объект из фона. Мне всегда казалось, что «выделить из фона» означает создать дихотомию «есть объект и есть все остальное». И тогда не понятно, как можно определить положение объекта, и вообще узнать что-нибудь об объекте, если такое различение еще не сделано. Если же под выделением из фона понимается четкая и окончательная прорисовка границ объекта (для определения положения в пространстве это не обязательно – объект можно воспринимать как расплывчатое пятно), то об этом надо было сказать. И таких двусмысленных, непонятных для дилетанта (коим являюсь) формулировок в книге много. Возможно, у автора проблемы с theory of mind – ему трудно поставить себя на место читателя и прочесть свои объяснения «с нуля», не обращаясь к собственному багажу знаний.

Большинство фраз этой части книги все же ясны, но до невозможности тускло написаны. Характерный пример: «неспособность к ощущению эмоций приводит к значимым последствиям для поведения и социальных взаимодействий». Ну что за унылый канцелярит! Какой разительный контраст с живыми, яркими, украшенными юмором текстами Аси Казанцевой, К. Фрита, Э. Ньюберга и других. И ведь автор, судя по первой части книги, вполне умеет писать на человеческом языке (ладно бы, если б не). Видимо, опять-таки срабатывает многолетний навык написания научных текстов, которые только таким вот канцеляритом и пишутся.

В общем, на мой личный никому не навязываемый вкус, эта часть книги читается хуже, чем почти любая научно-популярная книжка о мозге, которую мне доводилось читать. Что не отменяет того факта, что здесь много интересной информации. Около трети этой части книги посвящено зрительному восприятию (даже приведены графики «чувствительность vs. длина волны» для трех типов колбочек), кое-что сказано о «восприятии вообще», все остальное отдано нейробиологии эмоций. Автор стремится увязать излагаемые факты с творческими приемами своих любимых художников, например, рассказывая о зоне мозга, ответственной за распознавание лиц, обращает внимание на то, как они изображали лица. Но получается это, на мой вкус, не очень убедительно, на уровне «Климт знал, что контур можно не прорисовывать, а обозначить легкой переменой цвета, наше восприятие дорисует его за художника». Ну знал, и что? Любой художник знает. Живопись, конечно, поставляет богатый материал для когнитивной психологии зрения – начиная, как отмечает сам Кандель, с того, что мы без труда опознаем предметы по незакрашенным контурам, хотя в реальности с такими контурами не сталкиваемся. Но нейробиологические объяснения этих поставляемых живописью сенсорных фактов у меня не получается воспринимать как рекогносцировку обширных территорий вопроса «почему на нас действует искусство». Возможно, потому, что у меня ответ на этот вопрос всегда ассоциировался с выявлением приемов, о которых даже сам художник (тем более зритель) не подозревает, а не с нейробиологическим объяснением общеизвестной техники.

Заключительная часть книги посвящена нейробиологии творчества. Это, конечно, тоже про нейробиологию, но от второй части она чем-то заметно отличается, хотя и трудно сформулировать, чем. Пожалуй, тем, что уменьшилась плотность фактов и исчез канцелярит, язык стал теплее. Здесь Кандель снова сообщает много интересного – например, демонстрирует, что окончательно, вроде бы, похороненный миф «левое полушарие рациональное, а правое творческое» все же имеет под собой какие-то основания, и высказывает интригующие догадки о психике авторов наскальной живописи. Завершается книга, конечно, главой о грядущем плодотворном взаимодействии живописи с когнитивными науками. Художники будут учитывать мнение нейробиологов о том, как вызвать у зрителя наибольший эмоциональный эффект, а нейробиологи – исследовать находки художников. Не исключено, конечно, что так и будет. Когда-нибудь.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение09.03.2017, 12:18 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


09/09/14
6328
Спасибо!
Anton_Peplov в сообщении #1198317 писал(а):
А заголовок – просто заголовок, броский, емкий, должно быть, литературный агент настоял. Гораздо более точным названием было бы «венский модерн и нейробиология живописи».
Не всегда подобные претензии нужно в полной мере предъявлять автору :D Наученный горьким опытом, я в таких случаях первым делом справляюсь с оригиналом:
    The Age of Insight: The Quest to Understand the Unconscious in Art, Mind, and Brain, from Vienna 1900 to the Present
Здесь даже не требуется особого знания английского, чтобы заметить слово "Вена".
Не хотел бы без разбора предъявлять претензии кому либо, но по опыту знаю, что некоторые Ваши замечания по стилистике текста также могут относиться к переводу, а не к оригиналу.

-- 09.03.2017, 12:19 --

Поэтому, может, не лишним было бы при публикации рецензий указывать фамилию переводчика.

 Профиль  
                  
 
 Re: Рецензии на хорошие/нормальные книги
Сообщение09.03.2017, 12:42 
Заслуженный участник
Аватара пользователя


20/08/14
8062
С оригиналом я тоже сверился. Насколько я знаю английский, фрагмент "from Vienna 1900 to the Present" означает "с Вены 1900 г. до наших дней". Я понимаю это так, что повествование начинается в Вене 1900 г., а затем охватывает весь XX век независимо от географии. Если бы автор хотел написать "в Вене с 1900 г. до наших дней" (что нелепо, т.к. нейробиологические исследования, которым он посвятил две трети книги, проводились в основном не в Вене), по английски это было бы "in Vienna from 1900 to the Present". Я что-то понимаю не так?
grizzly в сообщении #1198384 писал(а):
некоторые Ваши замечания по стилистике текста также могут относиться к переводу, а не к оригиналу
Разумеется, это приходило мне в голову. Проблема в том, что канцеляритом написана только нейробиологическая часть книги, а искусствоведческая - нормальным человеческим языком. Переводчик же у всех частей книги один и тот же - к. б. н. П. Петров. Можно, конечно, предположить, что это переводчик посередине книги свернул на канцелярит, но это кажется мне маловероятным.

 Профиль  
                  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 71 ]  На страницу 1, 2, 3, 4, 5  След.

Модераторы: Модераторы, Супермодераторы



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group